Октябрьский переворот уничтожил все прежние возможности литературной деятельности в ее дореволюционном понимании, и формалистам и Чуковскому одинаково пришлось искать новые сферы приложения творческой активности, одной из которых стала история классической литературы. Для Чуковского первым шагом в этом направлении была статья «Ахматова и Маяковский», где он попытался на основе наблюдений над стилем Ахматовой и Маяковского воссоздать их поэтический облик, о чем он писал М. Горькому в конце 1920 года:
Я затеял характеризовать писателя не его мнениями и убеждениями, которые ведь могут меняться, а его
В этом же письме он противопоставлял свой метод формалистам:
Наши милые «русские мальчики», вроде Шкловского, стоят за формальный метод, требуют, чтобы к литературному творчеству применяли меру, число и вес, но они на этом останавливаются; я же думаю, что нужно идти дальше, нужно на основании формальных подходов к матерьялу конструировать то, что прежде называлось
Итак, полемический подтекст по отношению к формалистам латентно присутствовал в том, что можно было бы назвать историко-литературным «методом» Чуковского, в глубине души он был уверен, что также занимается формой художественных произведений, и основывается на некоторых объективных наблюдениях над стилем писателя. Свой подход к изучению поэтического языка Чуковский решил продемонстрировать на примере творчества Некрасова. Еще до 1917 года Чуковский успел опубликовать около пятнадцати статей о Некрасове, основанных на новых материалах и неопубликованных текстах, см. [Берман, 1999: 88–89]. Но в область некрасоведения отступил тогда не один Чуковский, туда же двинулся тогда и народнический публицист В. Евгеньев-Максимов, на многие годы ставший злейшим конкурентом Чуковского, многие марксистские публицисты во всеоружии социологического метода, но, что особенно важно для нашего доклада, туда же направили свой метод и формалисты.
В 1922 году Чуковский выпустил книгу статей «Некрасов как художник», написанную в полном соответствии с теми установками, о которых он писал М. Горькому. В предисловии он весьма нетривиально обозначил цель своей книги: