Эпоха великих потрясений: Энергетический фактор в последние десятилетия холодной войны

Сразу же после подписания первого соглашения начался сложный переговорный процесс между Израилем и Сирией. Ещё в феврале 1974 года Г. Киссинджер сумел получить от сирийского лидера Х. Асада, отца нынешнего президента Сирии Б. Асада, список израильских военнопленных^[314], что являлось главным условием Израиля для вступления в переговоры. Диалог с Сирией проходил в накаленной атмосфере не только из-за технических сложностей разведения войск в гористой местности (приходилось спорить буквально из-за каждой возвышенности и сотни метров), но и из-за настойчивых попыток СССР принять участие в переговорах. Во время мартовского визита Г. Киссинджера в Москву, посвященного подготовке очередного советско-американского саммита, СССР заявил о своем несогласии с «политикой информирования» в отношении ближневосточного урегулирования

^[315].

Второй договор о разъединении сил был подписан 29 мая 1974 года: как и в предыдущем случае, оговаривалось создание буферной зоны (от 2 до 6 км в ширину), где и поныне располагаются специальные Силы ООН по наблюдению за разъединением (СООННР). Сирия получила Кунейтру, ставшую символом арабской борьбы против Израиля (городок, по сей день незаселенный, некоторое время назад оказался под контролем сил сирийской оппозиции)^[316]

. Церемония подписания соглашения 31 мая также проходила в Женеве, но, естественно, достижение этих договоренностей расценивалось как успех исключительно американской дипломатии.

Триумфальный визит президента Никсона на Ближний Восток (10–19 июня 1974 г.) символизировал закрепление позиций США в регионе. Его итогом стало подписание ряда документов с арабскими странами: были созданы совместные комиссии и рабочие группы по развитию сотрудничества с Египтом, Иорданией, Саудовской Аравией, восстановлены дипломатические отношения с Сирией, что в свете прежнего, крайне напряженного модуса взаимодействия между Дамаском и Вашингтоном можно считать большим достижением.

В конце лета – начале осени 1974 года в дипломатической активности США наблюдался спад на фоне ухода в отставку президента Р. Никсона. В это же время в рядах политической и интеллектуальной элиты Ближнего Востока чувство восторга от заключения первых договоров о разъединении сил уступило место критике, поскольку первые одержанные победы на дипломатическом фронте не давали даже приблизительного представления о сроках разрешения конфликта. В связи с этим арабские государства выработали механизм «кнута и пряника», призванный стимулировать международную дипломатию к дальнейшим шагам в деле ближневосточного урегулирования. В ответ на рост недовольства «арабской улицы» политическая элита арабских стран вынесла вопрос о мире в регионе на самый высокий международный уровень – в ООН. С этой же целью предпринимались действия на нефтяном рынке.

В посткризисный период в ООН было инициировано рассмотрение ряда вопросов, чрезвычайно некомфортных для Израиля и США. Помимо признания ООП (классифицируемой США и их союзниками как террористическая организация) в качестве наблюдателя при Генеральной Ассамблее ООН в 1974 году, принятия резолюции, приравнявшей сионизм к расизму, исключения в ноябре 1975 года Израиля из ЮНЕСКО, летом 1975 года Совет Безопасности ООН посвятил целую серию совещаний проблеме создания на Ближнем Востоке зоны, свободной от атомного оружия^[317]

. Напомним, что к тому моменту в обладании оружием такого рода подозревался только Израиль. Весьма симптоматично было то, что именно Иран, главный союзник США на Ближнем Востоке и крупнейшая неарабская страна региона, выступил в унисон со своими соседями, став одним из авторов идеи о безъядерной зоне. Все эти действия, безусловно, можно классифицировать как кнут, призванный подхлестнуть арабо-израильское урегулирование. В то же время, на момент ведения переговоров Г. Киссинджером и в 1974, и в 1975 году, страны ОПЕК в лице Саудовской Аравии, как это видно из личной переписки ее короля с президентом США, сдерживали рост цен на нефть, вопреки инфляции и падению курса доллара^[318], что, очевидно, должно было восприниматься как «пряник».