Эпоха великих потрясений: Энергетический фактор в последние десятилетия холодной войны

После провозглашения программы «Независимость» в ноябре 1973 года одной из приоритетных задач Белого дома стала диверсификация поставок или, по крайней мере, демонстрация того, что какие-то действия в этом направлении предпринимаются. В связи с этим осенью 1974 – весной 1975 года в рамках Совместной советско-американской комиссии по торгово-экономическому сотрудничеству стартовали переговоры, целью которых было заключение соглашения о поставке 10 млн тонн советской нефти в 1976–1980 годах в обмен на американскую пшеницу. Идея, которую особенно отстаивала советская сторона, состояла в том, чтобы перевести ставший ежегодным с 1972 года обмен нефти на пшеницу на постоянную основу.

Прагматический подход советской стороны к этим переговорам просматривается в том, что они начались уже после принятия Конгрессом США печально известной поправки Джексона – Вэника, ограничившей торговлю со странами, препятствующими эмиграции (в частности с СССР, проводившим такую политику в отношении выезда советских евреев в Израиль), и серьезно подпортившей общую атмосферу американо-советских отношений. Поправка была отменена в 2012 году. В документах АВП РФ сохранились записи бесед руководства СССР – А. Н. Косыгина, Д. М. Гвишиани, зам. председателя СМ СССР В. Н. Новикова – с Дж. Шульцем, С. Лазарусом, директором Департамента торговли с Восточным блоком Министерства финансов США, и с представителями бизнеса – Д. Рокфеллером, А. Хаммером, У. Циммерманом^[368]. Судя по этим документам, американские участники предостерегали Москву об исчерпании «ресурсов тихой дипломатии» и вероятности принятия поправки еще с 1973 года, несмотря на сохранявшийся у Никсона оптимизм по этому поводу. Параллельно они пытались убедить Кремль ослабить контроль над еврейской эмиграцией. А. Хаммер в личной беседе с Брежневым даже предложил варианты активизации торговли с Израилем с целью последующей нормализации отношений^[369]

. Любопытно, что, несмотря на рост разочарования разрядкой, а также множащиеся слухи о том, что продажи в СССР являются одной из причин инфляции на американском рынке зерновых, в политической элите США существовал консенсус относительно желательности заключения такого соглашения с Москвой. Киссинджер в разговоре с Добрыниным обращал внимание на получение «благословления» на эти переговоры от сенатора Джексона, автора знаменитой поправки и ярого критика Москвы^[370].

О старте переговоров Л. И. Брежнев договорился с Дж. Фордом в Хельсинки, на полях Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе в августе 1975 года. Генсек «с легкостью согласился» дать 20–25 % скидку на советскую нефть, добавив, что «это должно остаться между присутствующими в этой комнате» и что «связь лучше поддерживать через доктора Киссинджера»^[371]. Алан Гринспен, в то время бывший председателем Совета экономических консультантов при президенте США, узнав о таких перспективах, с энтузиазмом заявил, что в случае получения такой скидки США должны просто начать закупать советскую нефть напрямую, за валюту, а не по бартерной сделке^[372]

.

Как советские, так и американские опубликованные документы свидетельствуют о том, что для СССР важную роль играло политическое измерение этих переговоров – демонстрация успешности советско-американского сотрудничества, даже вопреки поправке Джексона – Вэника, подтверждение статуса СССР как равноправного партнера. Однако вскоре после начала переговоров обнаружился ряд серьезных противоречий. Во-первых, вопрос о ценах. Проблема заключалась в том, что советская сторона к сентябрю 1975 года отказалась от того обещания скидки, которое Брежнев дал Форду в Хельсинки. Причиной смены советской позиции стало выступление президента США в Оклахома-сити 19 сентября 1975 года, в ходе которого он заявил, что СССР будет платить за американскую пшеницу «полную цену, полную рыночную цену, на протяжении всех 5 лет действия договора»^[373]. Такая уверенность, да еще и выраженная столь публично, не оставила Москве выбора. Как заявил в телефонном разговоре с Киссинджером посол Добрынин, требование предоставить скидку на нефть после такого заявления поставило бы СССР, покупающего все свои товары за рубежом по мировым ценам, на «одну доску с третьим миром»^[374].