Вопреки этому, даже в октябре 1975 года госсекретарь продолжал верить, что если предложить СССР хорошее буровое оборудование в рамках этой бартерной сделки, то уж скидку в 10–12 % получить будет можно. Джозеф Белл, непосредственный глава переговорщиков со стороны США, в меморандуме от 10 октября 1975 года, подводившем итог осеннему раунду переговоров, указал на непоследовательность Вашингтона в ведение диалога с советской стороной: «Следует принять базовое решение в отношении того, хотим ли мы нормализовать торговые и экономические отношения или нет. Как я понял из факта заключения Торгового соглашения (в июне 1974. –
Г. Киссинджер пытался объяснить советскому послу необходимость получения скидки на нефть внутриполитическими соображениями, а именно тем, что это поможет администрации Форда укрепить позиции сторонников разрядки накануне выборов, а также покажет способность администрации действовать в направлении разрешения самой остро стоящей проблемы – нефтяной. Не возымела особого эффекта и идея Киссинджера о том, что такая скидка будет носить лишь временный характер – для привлечения американских компаний на незнакомый для них советский рынок. Интересно, что, отдавая дань традициям киссинджеровских секретных контактов, Белл, комментируя, на его взгляд, бесперспективное положение с получением скидки от СССР, даже предположил, что, «конечно, быть может, на столе есть “политическая сделка”, о существовании которой я не осведомлен, но quid pro quo в таком случае должен быть существенным»[376]
.В какой-то момент СССР был готов пойти на предоставление скидки, но только кулуарно, и тогда в одном из проектов соглашения появилась расплывчатая формулировка «цены будут устанавливаться исходя из условий, принятых в международной торговле нефтью и нефтепродуктами, на взаимоприемлемом для продавца и покупателя уровне»[377]
. Однако Г. Киссинджер продолжал настаивать на том, что в предвыборный год президенту Форду необходимо обнародовать размер полученной скидки, тем более что речь шла о нефти, которая будет закуплена за пределами ОПЕК, что, в свою очередь, было неприемлемо для СССР.В итоге в октябре 1975 года было принято решение подписать отдельное соглашение, к которому было приложено письмо о намерениях сторон продолжить переговоры о поставках советской нефти. Когда же в январе 1976 года обсуждения были возобновлены, то обнаружились серьезные расхождения в понимании природы проводимых негоциаций. По утверждению советской делегации, американский вариант соглашения выглядел как «подробный контракт»[378]
, предоставлявший ряд преимуществ американским бизнесменам, поскольку в нем делался акцент на «идее привлекательности использования американского тоннажа для перевозок» и отрицалась «рыночная основа», прежде всего в вопросе определения цены на нефть. В итоге и этот раунд переговоров окончился ничем. Момент был упущен: в Вашингтоне началась предвыборная лихорадка, а затем к власти пришла новая администрация, с иными рецептами решения энергетической головоломки и с другим видением природы и перспектив советско-американского диалога. В таких условиях думать о продолжении переговоров уже не приходилось.Попытка заключения советско-американского соглашения показала как масштабы, так и пределы способности сверхдержав идти на взаимные уступки ради укрепления лагеря сторонников разрядки. Интересно, что в ходе переговоров СССР в большей мере настаивал на «рыночности» этой сделки, чем США – лидер капиталистического мира. Можно сказать, что эта сделка пала жертвой излишней политизированности. Киссинджер пытался путем заключения этого соглашения не только сделать книксен в сторону фермеров Среднего Запада, испытывавших трудности с реализацией своего товара, повысить очки сторонников разрядки, «ущипнуть ОПЕК» (речь шла о том, что на волне новостей о советской скидке картель вынужден будет пересмотреть существовавшие ценовые надбавки), но и получить гарантии прогресса по иным вопросам двусторонних отношений с СССР – все это в его лексиконе называлось «политическими увязками». Вероятно, сквозь этот клубок стратегических целей он просто не смог оценить степень готовности Москвы уступать. Между тем, для СССР было принципиально важно заключить эту сделку на рыночной и равноправной, партнерской основе, чтобы показать всем сомневающимся, что разрядка работает на деле.