Эпоха великих потрясений: Энергетический фактор в последние десятилетия холодной войны

В итоге межведомственные обсуждения затянулись почти на полгода. Слишком уж много существовало ограничений разного характера вокруг принятия этого решения. С одной стороны, США были не готовы предоставить европейцам гарантии безопасности поставок ближневосточной нефти в условиях ирано-иракской войны. Даже наоборот, секвестр бюджета, предпринятый новой администрацией, обернулся в 1981 году сокращением флотилии авианосцев США в Персидском заливе до одного корабля^[555]

. К тому же для Европы, как и для США, 1981 год оказался годом экономической рецессии. ФРГ не скрывала, что масштабный проект на Востоке послужит стимулом для сталелитейной и трубопрокатной промышленности. Только одна немецкая фирма General Electric Germany (EAG) получала 25 тыс. рабочих мест при реализации контракта с Москвой^[556]

. Во Франции новое социалистическое правительство приняло программу энергетической независимости, означавшую отказ от «энергетического моноцентризма» и предусматривавшую увеличение доли газа в энергетическом балансе с 13 до 17 %, для чего, по словам министра промышленности, ответственного за энергетику, необходимо было принять меры по диверсификации поставок «по всем азимутам»^[557]

.

В США не ожидали столь стойкого сопротивления со стороны союзников. Глава ЦРУ У. Кейси на заседании СНБ 16 октября 1981 года в присутствии президента Рейгана прямо заявил о том, что ответная реакция Старого Света на эту инициативу никогда не оценивалась «во всей комплексности». При этом Кейси заметил, что «в любом случае, боязнь обидеть канцлера Шмидта не может быть краеугольным камнем нашего внешнеполитического курса»^[558]

. Попытки прояснить позицию союзников по выработанным опциям также не принесли результатов. Разведывательный «рейд» зам. госсекретаря Рашиша, направленного в Европу за три недели до подписания соглашения между ФРГ и СССР, обернулся полным провалом.

В итоге помощь пришла оттуда, откуда ее совсем не ждали – выбор стратегии в отношении «советской трубы» был окончательно определен событиями в Восточном блоке. В ночь с 12 на 13 декабря 1981 года в Польше, в ответ на волну протестов, возглавляемых независимым профсоюзом «Солидарность», было введено военное положение, и вся полнота власти перешла к В. Ярузельскому – главе Военного совета национального спасения. В ответ на это 29 декабря 1981 года президент Рейган объявил о новой серии санкций, направленных против Советского Союза. В списке значилось не только приостановление полетов «Аэрофлота» в США, прекращение деятельности Советской закупочной комиссии, одностороннее приостановление выпуска лицензий на продажу технологического оборудования, но и фактический запрет на продажу самого широкого спектра нефтегазового оборудования в СССР, в том числе – нестратегического характера, включая тракторы-трубоукладчики, без которых строительство трубопровода было крайне затруднено^[559]. Параллельно пограничная служба США инициировала программу усиления контроля над экспортом оборудования, названную символически – «Исход» (Exodus) и направленную на отслеживание конечного получателя при отправке высокотехнологичной продукции за рубеж. К 1984 году в результате действия этой программы было возбуждено 346 уголовных дел, арестовано 302 человека и вынесено 207 обвинительных приговоров^[560]. Таким образом, верх взяла опция Министерства обороны и разведывательного сообщества, а значит, Белому дому предстояло иметь дело с тем, о чем предупреждал госсекретарь – реакцией европейских партнеров. Президент дал понять, что в рамках обсуждений с союзниками он бы хотел произвести пересмотр не только конкретного проекта (газопровода), но и торгово-экономических отношений с Востоком в целом. И в центре этих дискуссий лежала проблема нарастания энергетической зависимости Европы от СССР.