Только в 1982–1983 годах темпы создания стратегических национальных запасов США стали предметом конфликта с Саудовской Аравией. А между тем еще в 1980 году Конгресс США принял закон о достаточно высоких темпах пополнения СНР – 300 тыс. баррелей в сутки[615]
. В итоге к 1983 году в соляных куполах Луизианы и Техаса уже хранилось более годового объема импорта нефти США из региона Ближнего Востока[616]. В связи с этим А. Ямани, министр нефтяной промышленности Саудовской Аравии, пенял Дж. Эдвардсу, министру энергетики в администрации Рейгана: «Вы выкачиваете нефть из недр Саудовской Аравии с тем, чтобы закачать ее обратно под землю здесь у себя и использовать ее против нас как экономическое оружие». Ответ Эдвардса был весьма показательным для понимания всей сложности и, одновременно, простоты отношений Вашингтона и Эр-Рияда: «Я понимаю вашу озабоченность.<…> Но если к вам с севера спустится большой медведь, оккупирует вашу землю, овладеет вашими месторождениями и отрежет вашу нефть от остального мира, разве не благом будет то, что у нас есть горючее для заправки танков и самолетов?»[617]В свете того, что СССР активно занимался возведением с нуля и реконструкцией инфраструктуры Афганистана, в частности, реализуя проекты по строительству дорог к югу от Кабула в направлении Белуджистана, мрачные картины, рисуемые американским министром, выглядели в глазах саудитов не такими уж и фантастическими. Лишь в 1984–1985 годах, на фоне стабилизации предложения на нефтяном рынке и снижения вероятности кризисных ситуаций, Конгресс высказался за постепенное снижение темпов закупок в СНР[618]
, в том числе по фискальным соображениям. Ведь приобретение нефти в таких объемах требовало серьезных бюджетных ассигнований, хотя правительство и пыталось регулярно изыскивать специальные ценовые предложения.Наряду с этими процессами, детерминированными ходом и итогами второго энергетического кризиса, энергетический ландшафт в 1981–1985 годах подвергался воздействию изменений, корни которых уходили еще в 70-е годы. Речь идет о серьезной модификации энергетического баланса, прежде всего развитых стран. Энергетический кризис 1973 года вынудил потребителей запустить масштабные программы по сокращению и диверсификации импорта нефти, увеличению собственной добычи, энергосбережению. Значение этих изменений не стоит преувеличивать – правы те, кто говорит, что мир по-прежнему остается зависимым от углеводородов. И все же именно в 80-е годы меры по энергосбережению и диверсификации, которые приняли развитые страны, привели к существенному снижению веса нефтяного картеля в мировом топливном балансе.
Во-первых, в эти годы наблюдалось реальное, долгосрочное, а не спровоцированное экономической рецессией сокращение потребления нефти в мире. С 1979 по 1982 год оно составило 7 мбд, опустившись с показателя в 52,5 до 45,5 мбд[619]
. До сегодняшнего дня человечеству не удалось повторить такой успех. Во-вторых, спрос на нефть ОПЕК упал с 31 мбд в 1981 году до 17–18 мбд в 1985 году, а доля ОПЕК в мировой торговле жидким топливом сократилась с 90 % (в 70-е) до 64 % в 1985 году[620]. В-третьих, рост добычи нефти вне ОПЕК с 1973 по 1985 год составил 11 мбд (что эквивалентно добыче России в 2019 г., абсолютно рекордный показатель в истории нашей нефтяной промышленности). Причем половина этого роста пришлась на Великобританию, Норвегию и Мексику[621]. Важно отметить скачкообразный характер этих изменений. Так, в 1978 году добыча в Северном море выросла сразу на 33 % после того, как в производство был введен целый ряд месторождений, что стало серьезным фактором перемен если не мирового, то европейского нефтяного ландшафта (см. Табл. 25)[622].Табл. 25. Потребление нефти, добыча вне ОПЕК и добыча ОПЕК в 1978–1985 гг., мбд
Аналогичные явления наблюдались и в сфере интенсификации энергопользования. В странах МЭА потребление бензина на транспорте было сокращено за счет введения ограничений на скорость и стандартов энергоэффективности двигателей на 22 % (для США данный показатель составил 18 %). Энергоэффективность жилого и промышленного сектора возросла на 6 и 30 % соответственно[623]
. На индивидуальном уровне, особенно в европейских странах, возникла новая модель потребления, нацеленная на экономичность и вторичное использование природных ресурсов, и не только энергетических: люди привыкли носить свитера, они стали водить экономичные машины[624].