Более того, основанный на идише национализм мало что мог сделать для решения проблемы негероических отцов. Их можно было лакировать с сентиментальной иронией, их можно было оплакивать как мучеников, но нельзя было сделать вид, что они не были кочевыми посредниками (т. е. торговцами, шинкарями, ростовщиками и сапожниками, зависящими от клиентов-“гоев”). Нельзя было помочь еврейским сыновьям и дочерям в их поисках аполлонийского достоинства, утверждая, что прошлое идиша не было изгнанием. Да и зачем – если всеми признанных и уважаемых библейских героев можно было без труда найти в самой главной и по-прежнему полнокровной еврейской традиции? Начавшись как “нормальный”, национализм на идише оказался слишком странным, чтобы преуспеть в качестве массового движения. В ключевых сферах политики и мифотворчества он не мог тягаться с национализмом на иврите и мировым социализмом. Большинство евреев, преданных идишу (“языку еврейских масс”), были социалистами, а европейскими языками социализма – вопреки усилиям Бунда – были немецкий и русский.
Третьим великим еврейским пророчеством стал национализм, основанный на иврите. Подчеркнуто “ненормальный” в своих исходных посылках, он обещал полную и окончательную нормальность, увенчанную национальным государством и воинской честью. Идея состояла не в том, чтобы обожествить народную речь, а в том, чтобы профанировать язык Божий, не в том, чтобы превратить родной дом в Землю Обетованную, а в том, чтобы превратить Землю Обетованную в родной дом. Попытка преобразовать евреев в нормальную нацию не походила ни на один из существующих видов национализма. То был меркурианский национализм, предлагавший буквальное и по видимости светское прочтение мифа об изгнании; национализм, каравший Бога за то, что Он покарал народ Свой. Вечные горожане должны были превратиться в крестьян, а местные крестьяне должны были предстать в виде иноземных захватчиков. Сионизм был самым революционным из всех видов национализма. В своей светскости он был более религиозен, чем любое другое движение – за исключением социализма, его главного союзника и соперника.
Евреи были не только героями самого эксцентричного на свете национализма; они были злодеями самого кровожадного. Нацизм был мессианским движением, обогатившим национализм детальной земной эсхатологией. Он бросил вызов современным религиям спасения, использовав нацию как инструмент погибели и искупления. Он сделал то, чего ни одна другая современная (т. е. антисовременная) религия спасения сделать не смогла: определил природу зла четко, научно и последовательно. Он сформулировал совершенную теодицею Века Национализма. Он создал зло по собственному образу и подобию.
Вопрос о происхождении зла является основным для любой концепции спасения. При этом все современные идеологии за исключением нацизма похожи на христианство в том отношении, что говорят об этом либо мало, либо малопонятно. Марксизм предложил туманную историю о первородном грехе отчуждения труда и не смог объяснить, какую роль в схеме революционного предопределения играют индивидуальные верующие. Более того, советский опыт показал, что марксизм – плохое руководство по очищению государства от скверны. Согласно доктрине партийной непогрешимости, несовершенство общества является следствием происков отдельно взятых врагов. Но кто эти враги и откуда они берутся? Как следует разоблачать и уничтожать “классовых врагов” в более или менее бесклассовом обществе? Марксизм ясного ответа не давал, ленинизм не предвидел массового возрождения уже истребленных врагов, а сталинские палачи так и не поняли, почему одних людей следует убивать, а других нет.
Фрейдизм обнаружил зло в душе отдельного человека и предложил курс лечения, но не мог гарантировать ни социального совершенства, ни цивилизации без недовольства. Зло можно было сдержать, но нельзя было искоренить. Сумма излеченных личностей не равнялась здоровому обществу.
Сионизм обещал создать здоровое общество, но обещание его не было универсальным, а концепция зла была слишком исторической, чтобы стать долгосрочной. Зло изгнания можно было преодолеть посредством физического возвращения домой. “Психологию диаспоры”, как и советское “буржуазное сознание”, предстояло победить честным трудом на благо здорового государства. Ее живучесть на земле Израиля не поддавалась легкому объяснению.