— Хлопцы, — рассудительно ответил Никита. — Режьте меня, а я батьку не оставлю. Всю силу повольников он собрал в одну жменю. Не для того дружину взрастил, чтоб купцам служить.
— На Днипро, атамане! — не унимались хлопцы.
— Истинно так, кто куда! — завопил Гундос, беглый из-под Серпухова.
— Врешь! — перебил его Гаврюха Ильин. — Не за тем я с Дона убег, чтобы от батьки отстать. Брехун ты! Ведомо тебе, что батьку на Дону ищут, спят и видят, как бы выдать его царю. Чьи головы к плахе осуждены?
— Браты, продали нас Гаврила заодно с Ермаком! — не унимался Гундос.
Страсти разгорались.
— Батьку на круг! Пусть ответ держит!
Гул катился по буераку, ревели десятки здоровенных глоток, казаки свистели, заложив пальцы в рот, хватались за сабли…
Ермак вышел из шатра, уверенный в себе, спокойный. Поднялся на колоду, снял шапку и твердым взглядом обвел толпу, ожидая, когда она стихнет.
— Звали? В лиходействе обвинили? — отрывисто спросил Ермак и глянул в ту сторону, где особенно шумели.
В толпе повольников произошло замешательство. Гундос спрятался за спины других, кое-кто потупился.
— А подумали, кто купит вас? — язвительно спросил атаман. — В одиночку вам грош каждому цена! На первом перепутье стрелец иль городовой казак убьет! Слушать меня, казаки! — загремел Ермак. — Сила наша и могущество в громаде! Надо беречь эту силу!.. А кто помыслит иное словом или делом, тому будет гибель…
Злой голос вырвался из толпы:
— Ты не стращай, ты о казне скажи! К чему затаил? Убечь один задумал?
Ермак нахмурился:
— Баклашкин голос слышу! В бою худой казак, а на дуване первый… Матвей, подь сюда! — позвал Ермак хранителя ватажных денег.
На середину вышел Мещеряк.
— Казна у тебя?
— Целехонька, вся до копеечки, до денежки в сохранности.
Ермак страшным взглядом глянул на Баклашкина. Тот побледнел и задрожал.
— Браты, — воззвал Ермак к кругу. — Дуванить, может быть, удумали? Решай! Только глядеть вперед надо. Подумать надо о том, кто казну добыл: Баклашкин иль все войско?
— Войско! — одним дыханием, облегченно вздохнул круг.
— Войско сбивали великими трудами, уряд казачий твердо установлен. Так что же, порушить его и войску разбрестись? В холопы, что ли, к боярину пойти?
— Сам купцу Строганову нас продал! — истошно закричал Гундос.
— Казак — человек не продажный! — под гомон одобрения ответил атаман. — Мы с Дону пришли, кровно сроднились. Никита с Днепра со своими пришел. Все — честные лыцари. Спроси их, продадут они Никиту?
— Николи от века того не будет! — заорали дружно сотни глоток.
Ермак поднял горящий взгляд, повел им по кругу и продолжал:
— Ефимки раздуванишь, а человека не купишь! Вот оно что! Не к Строганову поведу я вас на послугу, а подале — на дорожку нехоженую. Послужить Руси пришла пора! Поведу я вас от расправы воеводской по Каме, в земли немеренные, в края соболиные, на вольную волюшку!
У Ивашки Кольцо глаза заблестели.
— Батька, построим там царство казацкое! — не утерпел и воскликнул он.
— Может, и построим. Увидим…
Богдашка Брязга смахнул шапку с лохматой головы:
— Браты, казачество, мы — на Каму!
— На Каму! — подхватили повольники. — Мы еще вернемся сюда, Волга-матушка!
Никита Пан поскреб затылок:
— Казачили мы на Украине, на теплой воде, а ныне куда понесет! Тяжко то! Но и лыцарство кидать — срам. Да и как пройдешь сквозь заставы, — казаков порастеряем. — Он помедлил, покрутил головой и выкрикнул басом: — И мы на Каму! Веди нас, атамане, на край света!
— Ноне же, браты, за весла! Поплывем… — отдал приказ атаман.
За Жигулевскими горами, на полудне, гремели пушки, — подходил Семен Мурашкин со стрельцами. Но молчали курганы, только лес шумел. Уплыли казаки, ушла от беды вольница.
Пышная суровая Кама текла в безмолвии среди дремучих лесов и немых болот, и вдруг берега ее огласились шумными голосами. На реке, борясь с черной волной, появились десятки стругов. Струги ходко шли против упрямого сибирского ветра, с каждым днем подвигались все дальше и дальше, встречь солнца, к синему Каменному Поясу.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
У СТРОГАНОВЫХ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Зима встретила волжскую повольницу на Каме. Дикие леса, пустынно кругом, мороз сковал быструю речную струю так скоро и внезапно, — .одним могучим дыханием, — что казаки еле успели отвести струги в затон подле безлюдного островка, одетого косматым-ельником. Наскоро вырыли глубокие землянки, и закурился синий дымок над чащобой. Посыпал густой снег, и все уснуло под пушистым парчовым одеялом. Уснула Кама, впали в забытье в речных омутах осетры, залегли в долгую спячку звери. Мороз стал хозяином прикамского приволья: рвал старые дуплистые деревья, убивал птицу на лету, выжимал из полыньи туманы, обжигал дыхание людей.