(Кажется, после расстрела Гумилёва такое название было не совсем этичным.)
Однако симптоматично в этом смысле одно событие непубличного толка, о котором стоит задуматься.
Журнал «Печать и революция» со статьёй Луначарского, где имажинисты были названы шарлатанами, вышел ещё в начале августа и, безусловно, сразу попал в руки к этой компании.
Поначалу они и не думали реагировать на выпад наркома — мало ли их полоскали. Но спустя месяц с лишним, то есть где-то через неделю после известия о Гумилёве, имажинисты вдруг обратились в редакцию журнала «Печать и революция» с письмом.
Оно гласило:
«Ввиду того, что вышеназванный критик и народный комиссар уже неоднократно бросает в нас подобными голословными фразами, центральный комитет имажинистского ордена считает нужным предложить:
1. Наркому Луначарскому — или прекратить эту легкомысленную травлю целой группы поэтов-новаторов, или, если его фраза не только фраза, а прочное убеждение, — выслать нас за пределы Советской России, ибо наше присутствие здесь в качестве шарлатанов и оскорбительно для нас, и не нужно, а может быть, и вредно для государства.
2. Критику же Луначарскому — публичную дискуссию по имажинизму…»
Подписали письмо Есенин, Мариенгоф и Шершеневич.
Что это было?
Возможности эмигрировать вскоре будут предоставлены всем троим — и никто из них за границей не останется.
Определённая подспудная реакция на известие о расстреле Гумилёва здесь имеется («…ну вас к чертям, и вправду ещё убьёте»); но основной посыл был всё-таки, с позволения сказать, шантажистским.
Ровно таким же, как в прошлый раз, когда имажинисты в 1919 году обращались к Луначарскому с той же самой просьбой.
Имажинисты были абсолютно убеждены в своей значимости и в известном смысле снова ставили наркому на вид: либо считайтесь с нами, либо пеняйте на себя — останетесь тут со своими недоученными пролетариями, «канцеляристом» (определение Есенина) Брюсовым, дичающим Клюевым и громыхающим Маяковским. Даже Бальмонт от вас сбежал: тёзка есенинского сына, писавший абсолютно просоветские стихи, не так давно выехал в командировку на Запад и не вернулся.
В этом контексте стоит рассмотреть ещё один крайне занимательный документ.
В те же дни, сразу после двух смертей, Есенин и Мариенгоф задумали совместный сборник с весьма нескромным названием: «Эпоха Есенина и Мариенгофа».
Это было не случайной, впроброс, задумкой, а продуманным шагом.
Сборник будет свёрстан, а Сергей и Анатолий напишут в качестве предисловия к книжке специальный манифест.
Для начала задумаемся: есть ли в самом названии сборника своеобразная реакция на уход Блока и, пусть в меньшей степени, Гумилёва?
Вопрос риторический, но ответ всё равно прозвучит.
Есть.
Безусловно подразумевалось: пространство стало пустыннее, и их главенство в эпохе всё более очевидно.
Манифест гласил:
«Принося России и миру дары своего вдохновенного изобретательства, коему суждено перестроить и разделить орбиту творческого воображения, мы устанавливаем два непреложных пути для следования словесного искусства:
1. пути бесконечности через смерть, т. е. одевания всего текучего в холод прекрасных форм, и
2. пути вечного оживления, т. е. превращение окаменелости в струение плоти.
Всякому известно имя строителя тракта первого и имя строителя тракта второго».
(Естественно, имелось в виду, что за первый пункт отвечает Мариенгоф, а за второй — Есенин.)
Но важно, что пишут эти молодые люди далее:
«…мы категорически отрицаем всякое согласие с формальными достижениями Запада и не только не мыслим в какой-либо мере признания его гегемонии, но сами упорно готовим великое нашествие на старую культуру Европы.
Поэтому первыми нашими врагами в отечестве являются доморощенные Верлены (Брюсов, Белый, Блок и др.), Маринетти (Хлебников, Кручёных, Маяковский), Верхарнята (пролетарские поэты — имя им легион).
Мы — буйные зачинатели эпохи Российской поэтической независимости».
Дата: 12 сентября.
Сложно не отметить некоторый цинизм Сергея (его подпись стояла под манифестом первой) и Анатолия.
Ладно бы ещё Маяковский — с ним они хотя бы пребывали в творческом конфликте. Но Хлебников? Они же сами его рукоположили на должность председателя земного шара и приняли в компанию имажинистов. Но Брюсов? Они же сами втягивали его во все имажинистские игры за власть в Союзе поэтов. О пролетариях, которых имажинисты пытались перетащить в свои ряды, говорить нечего — их не жалко.
Но Блок?
После его смерти прошло чуть больше месяца!
Своё место Есенин не собирался уступать ни живым, ни мёртвым.
В газетах писали, что в имажинистах есть нечто «американское». И расшифровывали, что именно: «Реклама. Крик. Натиск. Буйность».
Всё в точку. Но это ещё не весь список.