Есенин в быту

Вполне отвечая за свои слова перед судом всех честно мыслящих людей и перед судом истории, мы категорически утверждаем, что в лице господствующей в России РКП мы имеем не столько политическую партию, сколько воинствующую секту изуверов – человеконенавистников, напоминающую если не по форме своих ритуалов, то по сути своей этики и губительной деятельности – средневековые секты сатанистов и дьяволопоклонников».

Группа А. Ганина по наивности молодости её членов размахнулась ни много ни мало, как на свержение власти большевиков. Заранее распределили посты в будущем народном правительстве, набросали список кабинета.

– В один из таких списков он (Ганин), – вспоминала Бениславская, – включил и Есенина – министром народного просвещения. Но Есенин, который, как бы ни ругался на советскую власть, всё же не мог её переменить ни на какую другую, рассердился, послал Ганина к чёрту и потребовал, чтобы тот сейчас же вычеркнул его фамилию. Ганин вычеркнул и назначил министром народного просвещения Приблудного.

Вызов на Лубянку ничего хорошего не обещал, и Сергей Александрович решил на время уехать из столицы. 26 марта он устроил прощальный вечер. В письме ленинградской подруге М. Шкапской Софья Андреевна рассказала о нём: «Вы помните эту белую, длинную комнату, яркий электрический свет, на столе груды хлеба с колбасой, водка, вино. На диване в ряд, с серьёзными лицами – три гармониста – играют все – много, громко и прекрасно. Людей немного. Всё пьяно. Стены качаются, что-то стучит в голове.

Сижу на диване, на коленях у меня пьяная золотая, милая голова. Руки целует, и такие слова – нежные и трогательные. А потом вскочит и начинает плясать. Вы знаете, когда он становился и вскидывал голову – можете ли Вы себе представить, что Сергей был почти прекрасен. Милая, милая, если бы Вы знали, как я глаза свои тушила! А потом опять ко мне бросался. И так всю ночь. Но ни разу ни одного нехорошего жеста, ни одного поцелуя. А ведь пьяный и желающий. Ну, скажите, что он удивительный!»

Шкапская сказала. Сказала, что её удивляет такой быстрый переход Софьи Андреевны от Пильняка к Есенину, что «Есенина как человека – нужно бежать, потому что это уже нечто окончательно и бесповоротно погибшее, – не в моральном смысле, а вообще в человеческом. Потому что уже продана душа чёрту, уже за талант отдан человек. Сергей Есенин – талантище необъятный, песенная стихия, – но он бесконечно ограничен».

…27 марта Есенин уехал в Баку под защиту секретаря ЦК Компартии Азербайджана П. И. Чагина.

«Мне теперь по душе иное». За четыре недели, которые Есенин находился в Москве, он набело переписал поэму «Анна Снегина», сдал её в редакцию журнала «Красная новь» и написал стихотворение «Несказанное, синее, нежное…», в котором подводил итоги своей жизни:

Я утих. Годы сделали дело,

Но того, что прошло, не кляну.Словно тройка коней оголтелаяПрокатилась во всю страну.Разберёмся во всём, что видели,Что случилось, что сталось в стране,

И простим, где нас горько обиделиПо чужой и по нашей вине.Принимаю, что было и не было,Только жаль на тридцатом году —Слишком мало я в юности требовал,

Забываясь в кабацком чаду.

Будучи у В. И. Качалова, Сергей Александрович обещал ему написать о Джиме. Сделал он это по дороге в Баку. Там в газете «Бакинский рабочий» 7 апреля было опубликовано его стихотворение «Собаке Качалова».

1 мая Есенин приобщился к рабочей среде, секретарь ЦК Компартии Азербайджана П. И. Чагин вспоминал: «Первомай мы решили провести необычно. Вместо общегородской демонстрации организовали митинги в промысловых и заводских районах, посвящённые закладке новых рабочих посёлков, а затем – рабочие, народные гулянья. Взяли с собой в машину, где были секретари ЦК Азербайджана, Есенина. На маёвке его встретили как старого знакомого».

Сергей Александрович ходил от одной группы гуляющих к другой, читал стихи и пел частушки. Часа через полтора партийная элита отбыла на дачу Чагина в Мардакянах, под Баку. Там был С. М. Киров. Есенин читал стихи из цикла «Персидские мотивы», которые очень понравились Сергею Мироновичу, и он обратился к Чагину:

– Почему ты до сих пор не создал Есенину иллюзию Персии в Баку? Смотри, как написал, как будто был в Персии. В Персию мы не пустили его, учитывая опасности, какие его могут подстерегать. Но ведь тебе же поручили создать ему иллюзию Персии в Баку. Так создай! Чего не хватит – довообразит. Он же поэт, да ещё какой!

Киров заинтересовал Сергея Александровича, и он без конца расспрашивал Чагина о его работе в Одиннадцатой армии в Астрахани.