– Да ладно тебе, – отмахнулся Прохор. – У нас вон с Никитой тоже срочное дело было – для командирского жеребца стойло править. А вот ведь тоже на кузню так же шагаем. Похоже, чего-то сурьезное намечается нынче, Тимох, – задумчиво проговорил коновод. – Такое завсегда перед большим походом бывает. Пехота, она что? Она на своих двоих вперед идет, и то ведь сапожные подметки себе загодя подбивает. Попробуй ты их вовремя не подбей, фельдфебель точно ведь измордует. Ну да с подметками это все просто, это плевое дело, с ней кажный дурак мушкетер самолично вполне себе даже справится. Другое дело – это строевая лошадь в кавалерии. Очень ценное казенное имущество, я тебе скажу, огромных денег она, Тимофей, стоит. Слышал я, что аж по три сотни рублев за драгунскую коннозаводчикам отваливают, и даже по пять сотен – за кирасирскую. Но, может, и врут, конечно, заразы. Да пусть даже ежели и сто рублев простая казачья стоит – это ведь какие большие деньжищи! Ты только подумай, более десятка годовых солдатских окладов самая захудалая лошадка ценится. Потому и внимание к лошади в армии особливое, чтобы она здоровая была, чтобы долго она служила и чтобы могла далеко ходить. А вот для этого как раз-таки и важно, как она подкована. Коли вдруг будет плохо, то копыто свое повредит и обезножит в пути. Под нож тогда ее пускай и новую кавалеристу казне покупай. Вот потому и суетимся мы, цельный день без продыху готовим лошадей к походу. В строевых артелях-то они что? Они себе спокойно пули льют, патроны не спеша крутят да кашу жрут. А как время их подойдет, так подведут к нам свою лошадь, и мы им давай все спешно править да перековывать. Они, значится, чистенькие все такие у нас ее забирают и опять себе на квартиру дальше кашу жрать идут. А начальство-то нас все торопит да понукает, дескать, шустрее работать вам нужно, дармоеды нестроевые! Вот мы как белки в колесе-то и крутимся. Ну все, пришли уже, – кивнул он на большой двор с настежь распахнутыми воротами. Туда в это время как раз заводили своих коней эскадронные трубачи.
– Оглаживай, оглаживай, – покрикивал на подручных эскадронный кузнец, примериваясь с небольшим молоточком к подкове горячащегося коня. – Не-ет, Васька, не буду я его пока ковать, – наконец отложив молоток, произнес он. – Вот тут еще маненько, сбоку, срежьте роговину, и задиры все рашпилем уберите. Не дай бог, чего вдруг не так сделаем, поспешим, потом ведь их благородие всех со свету сживет за такого-то жеребца, – и махнул рукой в сторону трубачей. – Ануфрий Ильич, давай, подводи свою, начнем помалу.
Штаб-трубач важно кивнул, подводя лошадь ближе.
– Моя Стрела смирная, какой раз уже ее перековывают. Ты, Федор, самое главное, не спеши, аккуратненько эдак все, с расстановкой. От взводов сюда ведь еще не скоро начнут подходить, нас из штаба пораньше к вам отпустили.
– Все в лучшем виде сделаем, Ильич, не сумливайся, – кивнул здоровый жилистый коваль. – Заводи сюда свою Стрелу. А вы чего встали, – крикнул он коноводам. – Ты с этой стороны ногу кобыле придерживай, а ты давай с этой становись! Да не бои-ись, не бои-ись, она и правда ведь смирная, это вот к молодым да к норовистым надо приглядываться.
Всего полдня пробыл Тимофей у ковальни. После недолгого перекуса в обед во двор забежал Блохин и обнялся с Гончаровым.
– Ну ты и грязный, бродяга, – качая головой, отряхнул он свою шинель. – Собирайся быстрее, приказ эскадронного командира всем срочно готовиться к походу. Копорский тебя к себе кличет.
– А мне и тут хорошо, – с деланым равнодушием отвернулся от него Тимофей. – У меня тут вашей дури нет, один только навоз вокруг да вот теперь еще и ковальня, – кивнул он на выносящего из кузни подковы подмастерья. – Федор Иванович в помощники обещал себе взять, говорит, у меня рука для молотка удачная.
– Иди, не болтай! – отмахнулся кузнец. – Эй, а ну-ка, кто сюда под правую ногу?! Заменяйте Тимоху!
Оглядев внимательно склоны ущелья, Тимофей махнул рукой:
– Пошли помалу! Герасим, Мирон, вы на левую сторону глядите, Ваньки, вы на правую! Если что там вдруг будет, стреляйте сразу, ни секунды не медлите, не попадете, так хоть спугнете, прицелиться в нас уверенно не дадите. Леня, ты возле меня со штуцером едешь, обе стороны смотришь. Вперед, братцы!
Шесть пар глаз передового драгунского дозора цепко осматривали валуны и скальные уступы. Что-то не нравилось во всей этой тишине Тимофею. Какая-то тревожная маета словно бы трогала его душу.
Ширванцы движению русского войска серьезных препятствий не чинили, пара мелких перестрелок на границе, при самом заходе в ханство были не в счет. Крови в них не пролилось. До столицы, города-крепости Шемахи, оставалось пару дней пути, и вот она, серьезная природная преграда. Перед дозором находились самые удобные для обороны горные перевалы.