Читаем Если… полностью

Но мне было абсолютно безразлично его мнение. Все, о чем я тогда могла думать, было лишь родители и предстоящая с ними беседа глаза в глаза. Я боялась сломаться, не выдержать двустороннего напора, ощущая себя трофеем в противостоянии двух сильных чувств, одно из которых вдобавок подкреплялось жалостью, осознанием вины и низменности своих поступков. В то время я была очень слаба, хотя всю жизнь считала себя сильным человеком. Причем слаба настолько, что с одинаковым успехом могла травить себя таблетками или резать вены от несчастной любви, когда отношения с Владимиром разлаживались окончательно, и заливать в себя спиртное, умываясь слезами и кидаясь на людей, при малейшей ссоре с родителями, когда она касалась именно отношений с Володей. Парень тоже это знал, и влияние родителей на меня его сильно беспокоило. Как бы переживая за мое психическое здоровье, он яро настаивал на моем скорейшем возвращении в тот же день и ограничении нашего общения в целом. Придя с прогулки затемно и поужинав под какое-то романтическое кино, свежеиспеченный муж быстро заснул богатырским сном, оставив меня в компании нового друга – компьютера с интернетом, за которым я и просидела до самого утра, переписываясь во всевозможных чатах с совершенно незнакомыми и довольно развращенными людьми, стараясь отвлечь себя, «заткнуть» внутренний голос, неустанно читающий мне лекции по «Кодексу чести». Я не сомневалась, что родители тоже той ночью не спали, и, периодически задумываясь о них, снова и снова мысленно просила прощения. Утром, проснувшись и застав меня за тем же занятием, что и вечером перед сном, Володя, уверена, не был тому удивлен и ничего на этот счет не сказал, лишь пошутил:

– Доброе утро, жена! Надеюсь, нам обоим запомнится наша бурная первая брачная ночь!

К обеду я наконец собралась с мыслями и силами и поехала домой. Родители встретили холодно, едва обращая внимание на мое присутствие. Начать разговор первой я не осмеливалась, да и сказать мне, честно говоря, было нечего. Искренне извиниться за содеянное не хватало мужества, хотя вряд ли я вообще до конца вразумляла, почему должна извиняться, а что-либо обсуждать, я понимала, бессмысленно. Их позиция была известна и так, но согласиться с ней я не могла, ибо для меня это было равносильно предательству самой себя. Поэтому первый час мы втроем соблюдали полную тишину, будто в библиотеке. Затяжное молчание нарушилось лишь за столом, когда сели ужинать. Взял слово отец.

– Знаешь, почему первую любовь называют первой? – спросил он, сохраняя непоколебимость в лице.

Мне вопрос показался немного странным, и оттого ничего умного в голову для ответа не приходило. Я растерянно смотрела на него, ожидая дальнейших изречений. И он продолжил:

– Первую любовь потому и выделяют среди остальных, что за ней обычно следует другая, более зрелая, тихая, в какой-то мере даже более рациональная и осознанная. Первая, как будто пробная. Она яркая, насыщенная, сумасбродная, сиюсекундная; она кажется вечной и неповторимой, любовь вопреки всему, в голом виде, когда с милым рай и в шалаше. Но это все блажь! И с годами ты начинаешь понимать, что положил свою молодость, свою жизнь под ноги недостойного человека, который лишь пользуется ею, топчет. Любовь должна зиждиться на взаимоуважении, дружбе, взаимопонимании. Если этого нет, то она проходит, оставляя в душе даже не разочарование, а пустоту. И чем раньше ты это поймешь, тем лучше для тебя.

– Ну а почему первая любовь не может быть единственной? – все-таки выдавила я из себя.

– Может! Но не в этом возрасте! Сначала надо стать кем-то! Реализовать свой потенциал! Что-то иметь за душой! Ты только вступаешь во взрослую, самостоятельную жизнь, и тебе пока все видится в ином, идеализированном, свете. Для тебя и твоих сверстников любовь сейчас как один из признаков взрослости. Хотя в случае чего, подсознательно вы знаете, все последствия все равно будут расхлебывать родители. Не ты первая, не ты последняя! Наша задача – предостеречь от ошибок. Ведь не все можно исправить!

Здесь в наш диалог подключилась и мама, дав волю своим эмоциям.

– Учиться нужно на своих ошибках! Зачем же повторять чужие? – подхватила она. – Ты же с детства знаешь мою историю, историю моего первого замужества! Я неоднократно тебе рассказывала! Тоже была такая безумная любовь – искры из глаз сыпались, когда твоя бабушка на дыбы становилась! Тоже в семнадцать лет замуж выскочила! Правда, в отличие от тебя, я заранее поставила мать в известность об этом. И что? Чем дело кончилось? На сколько меня хватило? На полтора года? И ушла я, когда ребенка похоронила? Куда ты лезешь? Ты такого же хочешь?

– Почему ты считаешь, что у меня будет так же? – обиженно поинтересовалась я. – Если у тебя сложилось так, не значит же, что и у меня обязательно так получится!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Текст
Текст

«Текст» – первый реалистический роман Дмитрия Глуховского, автора «Метро», «Будущего» и «Сумерек». Эта книга на стыке триллера, романа-нуар и драмы, история о столкновении поколений, о невозможной любви и бесполезном возмездии. Действие разворачивается в сегодняшней Москве и ее пригородах.Телефон стал для души резервным хранилищем. В нем самые яркие наши воспоминания: мы храним свой смех в фотографиях и минуты счастья – в видео. В почте – наставления от матери и деловая подноготная. В истории браузеров – всё, что нам интересно на самом деле. В чатах – признания в любви и прощания, снимки соблазнов и свидетельства грехов, слезы и обиды. Такое время.Картинки, видео, текст. Телефон – это и есть я. Тот, кто получит мой телефон, для остальных станет мной. Когда заметят, будет уже слишком поздно. Для всех.

Дмитрий Алексеевич Глуховский , Дмитрий Глуховский , Святослав Владимирович Логинов

Детективы / Современная русская и зарубежная проза / Социально-психологическая фантастика / Триллеры
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее