– Потому что в свое время я с пеной у рта это же доказывала твоей бабушке, когда она мне говорила то же самое! Не будет с ним толку, с Вовой твоим! Это не тот человек, чтобы играться в такие игры! Твой Вова не далеко ушел от моего Паши! Тебе вуз для начала надо окончить, стать кем-то в этой жизни! Никуда от тебя мужчины, семья не денутся! Все успеется! Не гробь же свое будущее! Клясть же себя на старости лет будешь, что могла чего-то достичь, а не достигла, потому что замуж срочно приспичило! И нас прицепом, что позволили тебе это сделать!
– Одно другому не мешает! Все можно совмещать! И при чем тут вы? Это мой выбор!
– Ксюша, это бесполезно! – вновь заговорил отец. – Ты бьешься в глухую стену! Сейчас ты ее не прошибешь, она нам все равно не поверит. Должно время пройти.
– Но ты понимаешь, что за это время может произойти непоправимое?
– Понимаю. Что ж… Такая, значит, ее судьба!
Конечно, смириться с таким раскладом мать не могла и не хотела. Философское спокойствие отца только еще больше доводило ее до отчаяния. Она расплакалась, чего от нее я точно не ожидала и что не могла стоически переносить. Возникло жуткое желание застрелиться, причем в прямом смысле, лишь бы разрубить этот узел, этот вечный равносторонний треугольник. Я все понимала и сама все видела, едва верила своим же заявлениям и где-то в глубине души, возможно, даже готова была признать реальность их точки зрения и уступить, но, чем больше давления на себе я ощущала, тем резче действовала от обратного. Сказать, что все это было направлено против них? Нет, это навряд ли… Ныне я с уверенностью могу утверждать, что все это как раз было направлено против меня самой… если я ясно выражаюсь… Воспользовавшись паузой в нашем бесполезном диалоге, я заглянула в телефон. К этому времени Володя уже, видимо, сильно нервничая, успел отметиться несколькими пропущенными звонками и сообщениями. Возвращаться было явно поздно: раньше полуночи мне не добраться. Да и… оставить родителей сейчас? Ну, совсем бесчеловечно как-то… Решение ночевать здесь, дома, пришло само собой, хоть я и знала, что парень будет возражать и в конце концов просто выйдет из себя. Так и вышло. О том, что я приеду на следующий день, он и слышать не хотел, и я думаю, что тут дело стало уже не в его переживаниях о моем психическом равновесии, а куда банальней – в принципе. Едва мне удалось с ним договориться, приведя массу здравых аргументов. К слову, так выходило постоянно, только он становился все более неуклончивым, хотя, после того, как я перевезла все свои вещи, в родные пенаты я наведывалась все реже и в конечном счете мои визиты свелись до раза в несколько месяцев.
На утро мы пытались делать вид, будто вовсе ничего не произошло и все идет своим чередом, как и шло. Пообещав Володе, что к вечеру буду уже у него, сама боялась словом обмолвиться родителям, что собираюсь уезжать. Да и не очень-то хотелось. Я не привыкла проводить выходные вдали от них, и, признаюсь, дома мне все-таки было куда уютней. Остаться еще на день парень однозначно не позволил бы, об этом не стоило и мечтать. Да и я понимала, что, если не уеду сегодня, позже вновь придется бороться с самой собой, ломать себя. Свою «миссию» я считала выполненной: расписавшись с молодым человеком, можно было спать спокойно, не тревожась за его судьбу, о чем мне так настойчиво «жужжали» со всех сторон. А большее..? Накануне ночью, вспоминая всю эпопею последних месяцев, я пришла к выводу, что эта дурацкая жертвенность, на которую, как мне думалось, я осознанно пошла ради любви, доставляет мне даже некое удовольствие, хотя одновременно и злит. Не знаю, возможно ли это объяснить… Теперь все свои «жертвы», как я их называю, я ставила себе не в укор, как раньше, а именно в заслугу, и муки совести, которые так выматывали меня психологически, стали отдавать легким привкусом гордости.
В обед Володя позвонил удостовериться в моем приезде вечером и поторопить меня с ним. Деваться было некуда. В ближайшие пару часов надо выехать. Я тянула время до последнего, но заметно нервничала, совершая много лишних движений, что, конечно же, видели и родители. Я не успела даже открыть рот, чтобы сказать о своем отъезде, как они меня опередили, уже все зная сами. Разговор состоялся практически с точностью повторяющий предыдущий, лишь с той разницей, что теперь я насмерть готова была отстаивать свои позиции. Меня обижало и возмущало их мнение, их настрой казался мне неоправданным; я уверилась в том, что поддержки никогда не получу и переубедить на словах мне их не удастся. И я решила, что мне просто необходимо отделиться, уехать от них, ибо только так я смогу доказать что-то им и самой себе. Я наспех собрала недостающие вещи и, расстроенная до отчаяния, подалась прочь.
2