Читаем Если буду жив, или Лев Толстой в пространстве медицины полностью

То, что художественно выражено, предугадано в «Смерти Ивана Ильича», Толстой «проходит» теперь на собственном опыте. Вывод, сделанный им для себя по выздоровлении, – собственно, тот самый вывод, который должен сделать вдумчивый, внимательный читатель рассказа: «Здоровье мое очень хорошо. Иногда думаю: что если бы жизнь моя не имела другого смысла, кроме моей жизни и удовольствия от нее, – выздоровление было бы еще ужаснее, чем смерть. У казненного уже была петля на шее, он совсем приготовился, и вдруг петлю сняли, но не затем, чтобы простить, а чтобы казнить какою-то другой казнью».

Страха никакого не было

Смерть не раз появляется на страницах сочинений Толстого – как часть жизни, как завершение ее, и – много больше – как пробуждение от жизни (говорится о смерти князя Андрея) в нечто иное, неведомое, но не страшное и даже по-своему желанное.

Постоянные мысли о смерти, о ее неизбежности, для Толстого прежде всего мысли о жизни. Преодоление страха смерти, вполне объяснимого, – не в героическом акте, единичном поступке, способности победить, переломить в себе страх, а в выработке определенного настроя души, убеждений, образа жизни, которые сами по себе делают страх смерти непонятным, ненужным, несущественным.

Когда князь Андрей понял, почувствовал, что главное в жизни – это любить, жертвовать собой для любви, отдавать лучшее в себе людям, которые живут вокруг, он «уже не боялся смерти и не думал о ней»: Любовь уничтожает «страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью».

В тяжелые дни умирания Ивану Ильичу приходит в голову мысль о неправильно прожитой жизни, но он не в силах поверить этому: «Как же не так, когда я делал все как следует?» – говорил он себе и тотчас же отгонял от себя это единственное разрешение всей загадки жизни и смерти».

Лишь в самый последний момент, когда стоявший у его постели сын-гимназист хватает его руку, прижимает к губам и плачет, когда Ивану Ильичу становится жалко его, и становится жалко жену, подошедшую с неотертыми слезами на носу и щеке и с отчаянным выражением на него смотревшую, когда он понимает, что им жалко его, как и ему жалко их, и что надо сделать, чтобы им не больно было, – лишь в этот момент «вдруг ему стало ясно, что то, что томило его и не выходило, что вдруг все выходит сразу, и с двух сторон, с десяти сторон, со всех сторон…

«А смерть? Где она?»

Он искал своего прежнего привычного страха смерти и не находил его… Страха никакого не было, потому что и смерти не было»…

«О жизни»

Во время болезни Толстой задумывает большое философское сочинение, которое предполагает назвать «О жизни и смерти».

«Жизнь нужна только затем, чтобы она была хорошая» – пишет Толстой.

«Живет всякий человек только для того, чтобы ему было хорошо, для своего блага». Но собственное благо, благо для одного себя ограничено сроком телесной жизни человека, неизбежно прекращается со смертью. Человек оттого и страшится смерти, что вместе с ней, ему кажется, заканчивается благо жизни.

Если человек отдает свою жизнь другим людям, плотская смерть не уничтожает его я, оно остается в мире, воплощенное в памяти, душах, поступках других людей. Сила жизни, составляющая личное я, не только не исчезает, не уменьшается, но, сделавшись достоянием многих, даже увеличивается, действует среди живущих на земле сильнее, чем прежде.

Отречение от блага только для одного себя – не достоинство, не подвиг, а неизбежное условие жизни человека. Иначе вся плотская жизнь превращается в движение к смерти, ожидание и страх ее.

«Довольно мне знать, что, если все то, чем я живу, сложилось из жизни живших прежде меня и давно умерших людей и что поэтому всякий человек, исполнявший закон жизни, подчинивший свою животную силу разуму и проявивший силу любви, жил и живет после исчезновения своего плотского существования в других людях, чтобы нелепое и ужасное суеверие смерти уже никогда более не мучило меня».

Сочинение, которым занят Толстой, называют иногда «философско-публицистической параллелью» к рассказу «Смерть Ивана Ильича». Но, завершив труд, Толстой меняет поставленное первоначально в рукописи заглавие. Смысл рассказа про Ивана Ильича в том, что обыкновенная жизнь человека оказывается на деле не жизнью, а смертью. Смысл же нового труда как раз в обратном: человеку по силам так устроить свою жизнь, чтобы смерть перестала быть границей жизни, избавиться от страха смерти.

Толстой убирает из заглавия слово «смерть» и оставляет только – «О жизни».

За и против

«Лечим симптомы болезни, и это главное препятствие лечению самой болезни».

Лев Толстой

Глава 1

Вопрос этот осложняется тем…

Радиусы и центр

Мы привычно повторяем, что Толстой не любил медицину и докторов. Его суждения, насмешливые и сердитые, исполненные недоверия, порой сурового осуждения, встречаем в его сочинениях, в дневниках и письмах, в занесенных на бумагу свидетельствах его собеседников.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
40 градусов в тени
40 градусов в тени

«40 градусов в тени» – автобиографический роман Юрия Гинзбурга.На пике своей карьеры герой, 50-летний доктор технических наук, профессор, специалист в области автомобилей и других самоходных машин, в начале 90-х переезжает из Челябинска в Израиль – своим ходом, на старенькой «Ауди-80», в сопровождении 16-летнего сына и чистопородного добермана. После многочисленных приключений в дороге он добирается до земли обетованной, где и испытывает на себе все «прелести» эмиграции высококвалифицированного интеллигентного человека с неподходящей для страны ассимиляции специальностью. Не желая, подобно многим своим собратьям, смириться с тотальной пролетаризацией советских эмигрантов, он открывает в Израиле ряд проектов, встречается со множеством людей, работает во многих странах Америки, Европы, Азии и Африки, и об этом ему тоже есть что рассказать!Обо всём этом – о жизни и карьере в СССР, о процессе эмиграции, об истинном лице Израиля, отлакированном в книгах отказников, о трансформации идеалов в реальность, о синдроме эмигранта, об особенностях работы в разных странах, о нестандартном и спорном выходе, который в конце концов находит герой романа, – и рассказывает автор своей книге.

Юрий Владимирович Гинзбург , Юрий Гинзбург

Биографии и Мемуары / Документальное
Савва Морозов
Савва Морозов

Имя Саввы Тимофеевича Морозова — символ загадочности русской души. Что может быть непонятнее для иностранца, чем расчетливый коммерсант, оказывающий бескорыстную помощь частному театру? Или богатейший капиталист, который поддерживает революционное движение, тем самым подписывая себе и своему сословию смертный приговор, срок исполнения которого заранее не известен? Самый загадочный эпизод в биографии Морозова — его безвременная кончина в возрасте 43 лет — еще долго будет привлекать внимание любителей исторических тайн. Сегодня фигура известнейшего купца-мецената окружена непроницаемым ореолом таинственности. Этот ореол искажает реальный образ Саввы Морозова. Историк А. И. Федорец вдумчиво анализирует общественно-политические и эстетические взгляды Саввы Морозова, пытается понять мотивы его деятельности, причины и следствия отдельных поступков. А в конечном итоге — найти тончайшую грань между реальностью и вымыслом. Книга «Савва Морозов» — это портрет купца на фоне эпохи. Портрет, максимально очищенный от случайных и намеренных искажений. А значит — отражающий реальный облик одного из наиболее известных русских коммерсантов.

Анна Ильинична Федорец , Максим Горький

Биографии и Мемуары / История / Русская классическая проза / Образование и наука / Документальное