Читаем Если буду жив, или Лев Толстой в пространстве медицины полностью

Война с голодом – многодневный, напряженный труд, разъезды, неустроенный быт в разоренных, запущенных деревнях, общение с больными, умирающими, – как всякая война, потребует жертв. На этой войне положит свою жизнь и главный помощник Льва Николаевича, сам Раевский. Многосторонне образованный человек, умный хозяин, человек большой физической силы, он заражал всех вокруг своей неутомимой энергией.

«– Не-ет! живые в руки не дадимся, – говорил он, потирая руки, когда ему удавалось устроить какое-нибудь хорошее дело, закупки дешево хлеба, дров, устройство хлебопечения с картофелем, с свекольными отбросами или закупки льна для раздачи работ бабам.

– Знаю, знаю, – говорил он, что нехороша эта самоуверенность, но не могу. Как будто чувствую этого врага – голод, который хочет задавить нас, и хочет подбодриться. Живые в руки не дадимся!»

Толстой вспоминает слова друга, в которых, конечно, выразилось и его собственное настроение, и настроение тех, кто был с ним. В статье «Памяти И.И.Раевского» Толстой пишет: «Он умер, отдав жизнь свою народу, который он горячо любил и которому служил всю свою жизнь».

В ответ на статьи и призывы Толстого многие люди, обеспеченные и необеспеченные, присылают ему деньги, подчас делятся с ним тем немногим, что имеют сами, нередко, по собственной охоте или по просьбе Толстого, направляют в голодные местности закупленные в благополучных районах продукты. Все поступления тщательно учитываются, справедливо и целесообразно распределяются. В четырех уездах Толстой и его помощники открыли более двухсот столовых, в которых ежедневно кормятся десять с лишним тысяч человек. Весной голодающим крестьянам бесплатно раздают лошадей, наделяют их семенами для посева, картофелем и другими овощами.

Толстой пишет о своей работе: «Очень много дела. Но в последнее время мне стало нравственно легче. Чувствуется, что нечто делается и что твое участие хоть немного, но нужно». И тотчас следом: «Бывают хорошие минуты, но большей частью, копаясь в этих внутренностях в утробе народа, мучительно видеть то унижение и развращение, до которого он доведен».

В рукописях Толстого находим занесенные на бумагу следы этих мучительных наблюдений: «1) Старик с одышкой, 2) [Немая] слепая девочка, 3) Рахитический ребенок, 4) Куриная слепота, 5) Тиф, 6) Дворники, 7) Кучер соблазнил бабу, 8) Баба с детьми; муж в остроге за лес, 9) Высекли за траву».

Репин, на несколько дней приезжавший в Бегичевку, замечает: «Теперь лицо Льва Николаевича еще выразительнее стало; и гораздо бледнее от растительной пищи и от лишений, которым вы там все подвергались, конечно».

Репин пишет это Татьяне Львовне Толстой: и она, и Мария Львовна верные помощницы отца, они с ним и на голоде. Участвуют в деле некоторые из сыновей, закупают продукты, организуют их доставку. В толстовскую армию приезжают знакомые и незнакомые добровольцы, среди них врачи, фельдшерицы. Медицинский персонал здесь как нельзя более на месте – люди, ослабленные голодом, прозябающие в холодных, грязных жилищах, в условиях, самых нездоровых, особенно подвержены болезням: тиф, простудные, желудочно-кишечные заболевания.

Несколькими годами позже, сам уже не выезжая на места нового неурожая, Лев Николаевич охотно отзовется на просьбы фельдшериц и сестер милосердия, которые попросят его направить их туда: «Сколько мне известно, нужда очень сильная в Казанской, Вятской и Самарской губ., – пишет он одной из них? – В Самарской губ. есть А.С.Пругавин, к которому можно обратиться… Самой ехать на место лучше всего. Помоги вам Бог». Тогда же он пишет этнографу и историку Александру Степановичу Пругавину, работавшему на голоде в Самаре, о другой просительнице: «Письмо это передаст вам Любовь Матвеевна Лепаринская, фельдшерица, очень хорошо и с самой хорошей стороны мне известная. Трудолюбивая, умная, приятная в жизни. Она хочет служить больным в вашей губернии. Направьте ее, где нужны хорошие люди».

При организации питания голодающих Толстой постоянно пользуется данными медицинской науки, прежде всего трудами и советами одного из основоположников российской гигиены, профессора Московского университета Федора Федоровича Эрисмана. «У Эрисмана узнать о конопляных жмыхах», «У Эрисмана: о пшене, о горохе, о чечевице, о конопляных жмыхах. Ячмене, овсяном киселе, свекле, кукурузе, пшенице», «Эрисман пишет и читает лекцию о том, как ошибочно кормить хлебом, преимущественно в гигиеническом отношении», – находим в записных книжках и письмах Толстого.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
40 градусов в тени
40 градусов в тени

«40 градусов в тени» – автобиографический роман Юрия Гинзбурга.На пике своей карьеры герой, 50-летний доктор технических наук, профессор, специалист в области автомобилей и других самоходных машин, в начале 90-х переезжает из Челябинска в Израиль – своим ходом, на старенькой «Ауди-80», в сопровождении 16-летнего сына и чистопородного добермана. После многочисленных приключений в дороге он добирается до земли обетованной, где и испытывает на себе все «прелести» эмиграции высококвалифицированного интеллигентного человека с неподходящей для страны ассимиляции специальностью. Не желая, подобно многим своим собратьям, смириться с тотальной пролетаризацией советских эмигрантов, он открывает в Израиле ряд проектов, встречается со множеством людей, работает во многих странах Америки, Европы, Азии и Африки, и об этом ему тоже есть что рассказать!Обо всём этом – о жизни и карьере в СССР, о процессе эмиграции, об истинном лице Израиля, отлакированном в книгах отказников, о трансформации идеалов в реальность, о синдроме эмигранта, об особенностях работы в разных странах, о нестандартном и спорном выходе, который в конце концов находит герой романа, – и рассказывает автор своей книге.

Юрий Владимирович Гинзбург , Юрий Гинзбург

Биографии и Мемуары / Документальное
Савва Морозов
Савва Морозов

Имя Саввы Тимофеевича Морозова — символ загадочности русской души. Что может быть непонятнее для иностранца, чем расчетливый коммерсант, оказывающий бескорыстную помощь частному театру? Или богатейший капиталист, который поддерживает революционное движение, тем самым подписывая себе и своему сословию смертный приговор, срок исполнения которого заранее не известен? Самый загадочный эпизод в биографии Морозова — его безвременная кончина в возрасте 43 лет — еще долго будет привлекать внимание любителей исторических тайн. Сегодня фигура известнейшего купца-мецената окружена непроницаемым ореолом таинственности. Этот ореол искажает реальный образ Саввы Морозова. Историк А. И. Федорец вдумчиво анализирует общественно-политические и эстетические взгляды Саввы Морозова, пытается понять мотивы его деятельности, причины и следствия отдельных поступков. А в конечном итоге — найти тончайшую грань между реальностью и вымыслом. Книга «Савва Морозов» — это портрет купца на фоне эпохи. Портрет, максимально очищенный от случайных и намеренных искажений. А значит — отражающий реальный облик одного из наиболее известных русских коммерсантов.

Анна Ильинична Федорец , Максим Горький

Биографии и Мемуары / История / Русская классическая проза / Образование и наука / Документальное