Если буду жив, или Лев Толстой в пространстве медицины

Очерк называется «Живущие и умирающие».

Неужели это так надо?

Размышляя о медицине, Толстой с особенной ясностью постигает неправильность общественного устройства, при котором все поставлено с ног на голову: «Вскакивает на теле чирей вследствие порчи всей крови организма, а мы бьем по больному месту и думаем этим исцелить себя от болезни». В записной книжке помечает: «Лечим симптомы болезни, и это главное препятствие лечению самой болезни».

Богатый человек объедается, пьет, курит, развратничает, не занят физическим трудом, превращает ночь в день, а день в ночь, – когда же, расстроив свое здоровье, он является за помощью к врачу, его врачебные визиты, проглоченные им порошки, микстуры, пребывание его на водах, зимние месяцы в Италии оплачивает мужик, всю жизнь пахавший землю, который, заболев, без постели и подушки умирает на печи.

В статье-воззвании «Неужели это так надо?» Толстой пишет: «Для одних людей (богатых), когда они еще только собираются родиться, призывают акушерку, доктора, иногда двух для одной родильницы; приготовляют приданное с сотней распашоночек, пеленок с шелковыми ленточками, приготовляют на пружинах качающиеся тележки; другие же, огромное большинство, рожают детей где и как попало, без помощи, завертывают в тряпки, кладут в лубочные люльки на солому и радуются, когда они умирают…

Одни, когда заболевают, то, не говоря о всех возможных водах, всяком уходе и всякой чистоте и лекарствах, переезжают с места на место, отыскивая самый лучший целебный воздух; другие же ложатся в курной избе на печку и с непромытыми ранами, отсутствием всякой пищи, кроме сухого хлеба, и – воздуха, кроме зараженного десятью членами семейства, телятами и овцами, гниют заживо и преждевременно умирают».

Невозможно признать благотворность медицины, когда множество здоровых, нужных миру тружеников от непосильной работы, от нелеченных болезней умирают едва дожив до тридцати, а в это время все средства медицины употребляются для пользования какой-нибудь никому не нужной богатой старухи.

В «Воскресении» действует «лежачая дама», как насмешливо обозначает ее Толстой, – княгиня Корчагина: «Она восьмой год при гостях лежала, в кружевах и лентах, среди бархата, позолоты, слоновой кости, бронзы, лака и цветов и никуда не ездила и принимала, как она говорила, только «своих друзей». Оберегая увядающие черты, княгиня проводит день в своих покоях, отгораживаясь от солнца тяжелыми гардинами, обед, «очень утонченный и очень питательный» съедает всегда одна, «чтобы никто не видал ее в этом непоэтическом отправлении», при ней постоянно находится доктор (про ее отношения с которым «говорили дурное»).

Богатые классы властью и деньгами присвоили медицину, вынудили служить им, данными ей средствами укреплять их власть, приумножать богатство. С ужасом пишет и говорит Толстой о врачах, участвующих в рекрутских наборах, отправляющих арестантские этапы, вместе с палачом приводящих в исполнение смертный приговор.

В статье «Не могу молчать» – описание казни:

«И вот, один за другим, живые люди сталкиваются с выдернутых из-под их ног скамеек и своею тяжестью сразу затягивают на своей шее петли и мучительно задыхаются. За минуту еще перед этим живые люди превращаются в висящие на веревках мертвые тела, которые сначала медленно покачиваются, потом замирают в неподвижности…

Врач обходит тела, ощупывает и докладывает начальству, что дело совершено как должно: все двенадцать человек несомненно мертвы… Застывшие тела снимают и зарывают.

Ведь это ужасно!»

Между тем весь этот ужас для своих братьев людей придуман и устроен людьми высшего сословия, людьми учеными, просвещенными.

«Для того чтобы врачебное искусство было не вредно, а полезно, оно должно выучиться служить массам», – утверждает Толстой. Даже создание больниц и клиник, на которые тратятся большие деньги, не является для него примером такого служения. Народ живет и трудится в губительных для здоровья условиях, при которых неизбежны чахотка, сифилис, детские болезни, тиф. Не лучше ли те деньги и ту энергию, которые употребляются на возведение и содержание больниц и клиник, прежде всего употребить на улучшение жизненных условий народа?

«Область медицины лежит еще непочатая, – пишет Толстой. – Все вопросы о том, как лучше разделить время труда, как лучше питаться, чем, в каком виде, когда, как лучше одеваться, обуваться, противостоять сырости, холоду, как лучше мыться, кормить детей, пеленать и т. п., именно в тех условиях, в которых находится рабочий народ, – все эти вопросы еще не поставлены».

«Посредник»

«Мир рухнет, если я остановлюсь!» – он и не останавливается. Медицинской наукой еще не поставлены вопросы, от решения которых зависит народное здоровье; наука, обслуживая богатые классы, еще не начала разговор с народом, – он, Толстой, решает взять этот разговор на себя.

В марте 1887 года в кабинете его московского дома сходятся врачи – Н.Ф. Михайлов, И.В. Попов и А.Г. Архангельская: речь идет о пропаганде медицинских знаний в народе.