Читаем Если буду жив, или Лев Толстой в пространстве медицины полностью

Если проследить состояние здоровья Толстого на протяжении всей его жизни, никак нельзя сделать вывод, что зимой он болел больше, чем летом. Исключение, пожалуй, – 1870-е годы. С 1875-го по 1879 год его всякую зиму донимает простуда.

В феврале 1877-го он к тому же во время лыжной прогулки падает и ударяется головой о дерево. «Удар, – по словам Софьи Андреевны, – был настолько силен, что он ошалел, и была шишка на одном месте и шрам на другом. С тех пор у него все болит голова и приливы очень сильные». На боли и приливы Толстой жалуется более месяца и, будучи по делам в Москве, обращается к доктору Захарьину.

Осень и зима тяготят Толстого не болезнями: долгие темные вечера и ночи, однообразие пейзажа, укороченные прогулки, недостаток физического труда, в котором он постоянно нуждается, с каждой неделей пробуждают все более нетерпеливое ожидание весны. Канун весны, как последние минуты для стоящего на часах или на вахте, кажутся Толстому особенно трудными и физически, и психологически. Софья Андреевна говорила, что Лев Николаевич боится февраля, прибавляя, что сама ноября боится. Предчувствия Софьи Андреевны точнее: оба (с разрывом в девять лет) покинут этот мир в ноябре.

Глава 9

Но было другое

Первое приближение

9 ноября 1873 года, проболев двое суток, умирает младший в ту пору сын Льва Николаевича и Софьи Андреевны – Петя. Ему исполнился год и четыре месяца. Причиной смерти Софья Андреевна называет «болезнь горла». Брату Сергею Николаевичу Толстой объясняет: «Его задушило горло, то, что они называют круп». И прибавляет – очень существенное: «Нам это внове и очень тяжело, главное – Соне».

Здесь важно это – внове:

за одиннадцать лет общей жизни первая смерть в семье Толстых. Смерть Пети не только первая в собственной семье Толстого: это первая смерть близко им увиденная, пережитая рядом после смерти брата, Николая Николаевича. И как всякое событие, с которым соприкасается Толстой, она возбуждает в нем раздумья общего характера, из которых он делает для себя выводы, составляющие постоянный предмет его духовной заботы – как жить?

Через несколько месяцев после кончины мальчика он пишет: «Если потерей любимого существа сам не приближаешься к своей смерти, не разочаровываешься в жизни, не перестаешь ее любить и ждать от нее хорошего, то эти потери должны быть невыносимы. Но если подаешься на это приближение к своему концу, то не больно, а только важно, значительно и прекрасно. Так на меня, да и на всех, я думаю, действует смерть… Хороня Петю, я в первый раз озаботился, где меня положить».

Новое, единственное, неожиданное

Мысли Толстого, как видим, неутешительны. Но он должен усвоить, пережить их, чтобы двинуться дальше в своих напряженных духовных поисках. В романе «Анна Каренина», который пишется в это время, раздумья о смерти, о ее неизбежности, об отношении к ней мучительно занимают Левина, счастливого семьянина и помещика. Не осознав отношений жизни и смерти, невозможно понять, зачем живешь на свете, понять подлинную цену дарованного тебе счастья.

Через семь месяцев после смерти Пети – в Ясной новая потеря: дожив до 82-х лет, умирает «тетенька» Татьяна Александровна Ергольская. «Я с ней жил всю мою жизнь. И мне жутко без нее», – отзывается Лев Николаевич на ее кончину. «Для меня это разорвалась одна из важных связей с прошедшим».

Сообщая Фету о случившемся, Толстой пишет: «Смерть ее была, как и всегда смерть близкого и дорогого человека, совершенно новым, единственным и неожиданно выразительным событием». Обратим внимание на определения: как всегда – и все же новое, единственное, неожиданное. Он не умеет привыкнуть к смерти: всякий раз она по-новому его поражает. Поражает – удивляет. И поражает – ранит.

Софья Андреевна (еще при жизни его) свидетельствует: мысль о смерти никогда не покидала и не покидает Льва Николаевича. «Она его мучает, интересует, волнует, порою ужасает, порою смиряет, – но держится твердо и безотлучно».

Встречаясь со смертью, всегда новой, неожиданной (Татьяна Александровна долго болела, стала совсем немощной, «живым трупом», по слову Толстого, но вот же, все равно – неожиданно), Толстой заново ее обдумывает, «примеряет на себя», готовится.

Но смерть к тому же всегда – единственное событие. «Научиться умирать у нее <у тетеньки> нельзя, – пишет Толстой брату Сергею. – Она жила, как ребенок, и так и умерла».

«У нас очень грустно…»

Еще полгода – и новое горе. Смерть, долгое время обходившая стороной дом в Ясной Поляне, теперь будто поселилась в нем и нипочем не желает его покинуть. На этот раз она выбрала жертвой опять же младшего ребенка в семье, десятимесячного Николеньку, – он появился на свет уже после кончины Пети.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
40 градусов в тени
40 градусов в тени

«40 градусов в тени» – автобиографический роман Юрия Гинзбурга.На пике своей карьеры герой, 50-летний доктор технических наук, профессор, специалист в области автомобилей и других самоходных машин, в начале 90-х переезжает из Челябинска в Израиль – своим ходом, на старенькой «Ауди-80», в сопровождении 16-летнего сына и чистопородного добермана. После многочисленных приключений в дороге он добирается до земли обетованной, где и испытывает на себе все «прелести» эмиграции высококвалифицированного интеллигентного человека с неподходящей для страны ассимиляции специальностью. Не желая, подобно многим своим собратьям, смириться с тотальной пролетаризацией советских эмигрантов, он открывает в Израиле ряд проектов, встречается со множеством людей, работает во многих странах Америки, Европы, Азии и Африки, и об этом ему тоже есть что рассказать!Обо всём этом – о жизни и карьере в СССР, о процессе эмиграции, об истинном лице Израиля, отлакированном в книгах отказников, о трансформации идеалов в реальность, о синдроме эмигранта, об особенностях работы в разных странах, о нестандартном и спорном выходе, который в конце концов находит герой романа, – и рассказывает автор своей книге.

Юрий Владимирович Гинзбург , Юрий Гинзбург

Биографии и Мемуары / Документальное
Савва Морозов
Савва Морозов

Имя Саввы Тимофеевича Морозова — символ загадочности русской души. Что может быть непонятнее для иностранца, чем расчетливый коммерсант, оказывающий бескорыстную помощь частному театру? Или богатейший капиталист, который поддерживает революционное движение, тем самым подписывая себе и своему сословию смертный приговор, срок исполнения которого заранее не известен? Самый загадочный эпизод в биографии Морозова — его безвременная кончина в возрасте 43 лет — еще долго будет привлекать внимание любителей исторических тайн. Сегодня фигура известнейшего купца-мецената окружена непроницаемым ореолом таинственности. Этот ореол искажает реальный образ Саввы Морозова. Историк А. И. Федорец вдумчиво анализирует общественно-политические и эстетические взгляды Саввы Морозова, пытается понять мотивы его деятельности, причины и следствия отдельных поступков. А в конечном итоге — найти тончайшую грань между реальностью и вымыслом. Книга «Савва Морозов» — это портрет купца на фоне эпохи. Портрет, максимально очищенный от случайных и намеренных искажений. А значит — отражающий реальный облик одного из наиболее известных русских коммерсантов.

Анна Ильинична Федорец , Максим Горький

Биографии и Мемуары / История / Русская классическая проза / Образование и наука / Документальное