Читаем Если буду жив, или Лев Толстой в пространстве медицины полностью

Плаксивое расположение уступает место бодрости, Толстой ведет простой, здоровый образ жизни, много двигается, гуляет, путешествует по окрестным деревням, знакомится с местными жителями. Лев Николаевич не только сам полон душевных сил – он разгоняет уныние, заряжает энергией других больных, собравшихся на кочевье для лечения кумысом. Он, похоже, всерьез, говорит знакомым, что это «жена сделала фальшивую тревогу, отослав меня на кумыс и убедив меня, что я болен».

Но чем ближе подходит к концу срок, отведенный на лечение, тем очевиднее, если не осознается то чувствуется, скорей же всего, и то и другое вместе, что главной причины дурного самочувствия – душевного кризиса, вызванного мучительными вопросами о смысле жизни и отсутствием мощной творческой задачи, которая целиком захватила бы писателя, открыла ему пути решения этих вопросов – кумыс не устранил. Среди восторженных гимнов кумысу, степи, жаре, простоте жизни, поправившим его здоровье («Здоровье мое хорошо, и так хорошо!..»), на исходе лечения в его письмах вновь проскальзывают упоминания про тоску нравственную, которая преобладает над физической: «и не знаю, когда кончится мое мученье». Что же до физического самочувствия: «Сам не знаю, насколько я нездоров, но нехорошо уж то, что

принужден и не могу не думать о моем боку и груди. И прислушиваюсь».

Он возвращается домой, по его оценке, «кажется, поправившись». Но это – в письме к Фету, слог же письма зависит от принятого обычая говорить с адресатом. Софья Андреевна в дневнике опровергает суждение мужа: «Кумыс, который он пил два месяца, не поправил его; болезнь в нем сидит; и это я не умом вижу, а вижу чувством по тому безучастию к жизни и всем ее интересам, которые у него появились с прошлой зимы».

Ни Софья Андреевна, ни, в полной мере, даже сам Толстой, оба пока не ведают, что в нем, параллельно всем тем работам, которые он так мучительно обдумывает, будто само собой вызревает новое творение, которое вскоре на несколько лет целиком его захватит, заново пробудит его к жизни и ее интересам. Более того: интересы жизни, которые тревожили его, ставили перед ним вопросы о смысле его существования, окажутся вобраны в новый роман, будут искать ответ на его страницах.

18 марта 1873 года, по свидетельству Софьи Андреевны, «Левочка вдруг неожиданно начал писать роман из современной жизни. Сюжет романа – неверная жена и вся драма, происшедшая от этого». Минула неделя всего – сам Толстой замечательно рассказывает, как он, читая незавершенный прозаический отрывок Пушкина, «невольно, нечаянно, сам не зная зачем и что будет, задумал лица и события, стал продолжать, потом, разумеется, изменил, и вдруг завязалось так красиво и круто, что вышел роман, который я нынче кончил начерно, роман очень живой, горячий и законченный, которым я очень доволен и который будет готов, если Бог даст здоровья, через две недели и который ничего общего не имеет со всем тем, над чем я бился целый год».

«Анна Каренина» – новый роман – будет готова не через две недели, и не через два месяца, и даже не через два года. – Работа продлится целых четыре года, периоды здоровья будут перемежаться с полосами недомогания, и, как всегда у Толстого, трудно различить, идет ли хорошо работа, потому что Бог дал здоровья, или Бог дает здоровья, потому что работа идет хорошо. Через девять месяцев после приведенной записи, что роман начерно готов, Толстой признается: «Моя работа с романом на днях только пошла хорошо в ход. А то все был нездоров и не в духе».

Еще о физическом и нравственном. Годы 1899-й и 1897-й

Размышляя о болезнях Толстого, следует непременно учитывать обе составляющих выведенной Н.Н.Гусевым формулы, их взаимодействие, взаимозависимость.

Начало самых что ни на есть физических по проявлениям заболеваний часто оказывается для нас непостижимо связанным с его душевным – нравственным – состоянием. Сейчас специалисты в силах объяснить эту связь. Врачам толстовского времени она была, как правило, недоступна. Ее скорее угадывают близкие, хорошо знающие душевный мир Толстого, особенности его характера, внутренней жизни.

Смолоду и до старости Лев Николаевич страдает заболеванием желудка и печени с острыми болями, коликой, потом, температурой, рвотой. Заболевание печени, желудка не вызывает сомнений, тяжелые приступы и недомогания отмечены в дневнике, письмах Толстого, в дневниках и письмах домашних, знакомых, свидетельствах лечивших его врачей.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
40 градусов в тени
40 градусов в тени

«40 градусов в тени» – автобиографический роман Юрия Гинзбурга.На пике своей карьеры герой, 50-летний доктор технических наук, профессор, специалист в области автомобилей и других самоходных машин, в начале 90-х переезжает из Челябинска в Израиль – своим ходом, на старенькой «Ауди-80», в сопровождении 16-летнего сына и чистопородного добермана. После многочисленных приключений в дороге он добирается до земли обетованной, где и испытывает на себе все «прелести» эмиграции высококвалифицированного интеллигентного человека с неподходящей для страны ассимиляции специальностью. Не желая, подобно многим своим собратьям, смириться с тотальной пролетаризацией советских эмигрантов, он открывает в Израиле ряд проектов, встречается со множеством людей, работает во многих странах Америки, Европы, Азии и Африки, и об этом ему тоже есть что рассказать!Обо всём этом – о жизни и карьере в СССР, о процессе эмиграции, об истинном лице Израиля, отлакированном в книгах отказников, о трансформации идеалов в реальность, о синдроме эмигранта, об особенностях работы в разных странах, о нестандартном и спорном выходе, который в конце концов находит герой романа, – и рассказывает автор своей книге.

Юрий Владимирович Гинзбург , Юрий Гинзбург

Биографии и Мемуары / Документальное
Савва Морозов
Савва Морозов

Имя Саввы Тимофеевича Морозова — символ загадочности русской души. Что может быть непонятнее для иностранца, чем расчетливый коммерсант, оказывающий бескорыстную помощь частному театру? Или богатейший капиталист, который поддерживает революционное движение, тем самым подписывая себе и своему сословию смертный приговор, срок исполнения которого заранее не известен? Самый загадочный эпизод в биографии Морозова — его безвременная кончина в возрасте 43 лет — еще долго будет привлекать внимание любителей исторических тайн. Сегодня фигура известнейшего купца-мецената окружена непроницаемым ореолом таинственности. Этот ореол искажает реальный образ Саввы Морозова. Историк А. И. Федорец вдумчиво анализирует общественно-политические и эстетические взгляды Саввы Морозова, пытается понять мотивы его деятельности, причины и следствия отдельных поступков. А в конечном итоге — найти тончайшую грань между реальностью и вымыслом. Книга «Савва Морозов» — это портрет купца на фоне эпохи. Портрет, максимально очищенный от случайных и намеренных искажений. А значит — отражающий реальный облик одного из наиболее известных русских коммерсантов.

Анна Ильинична Федорец , Максим Горький

Биографии и Мемуары / История / Русская классическая проза / Образование и наука / Документальное