Эссе о развитии христианского вероучения

Теперь доктор Бертон продолжает: «Иустин, как я заметил, защищает христиан от обвинений в неверии; и после того, как он сказал, что боги, которым они отказались поклониться, не были никакими богами, но были злыми демонами, подчеркивает, какими были те, которым поклонялись христиане. Он называет истинного Бога, Который является источником всей добродетели, Сына, Который пришел от Него, добрых Ангелов и Святого Духа. Им, он говорит, мы воздаем все поклонение, почитание и честь, которая связана с каждым из них; т. е. поклонение воздается там, где поклонение должно быть, честь там, где честь должна быть. Христиан обвиняли в том, что они не поклоняются никаким богам, т. е. не признают никаких высших существ вообще. Иустин показывает, что это далеко не так, что христиане признают более чем одну категорию духовных существ; они предлагали божественное поклонение истинному Богу, они также верили в существование добрых духов, которые имели право на почет и уважение. Если читатель рассмотрит этот отрывок в целом, он, возможно, увидит, что нет ничего неправильного в таким образом поставленных словах поклонение и почитание, чтобы использовать их для определенных объектов соответственно. Может показаться странным, что Иустин упоминает о служебных духах перед Святым Духом, но это трудность, которая не так страшна для римо-католиков, как для их оппонентов; и мы, пожалуй, можем принять объяснение Епископа Линкольна [17], который говорит: „Я иногда думал, что в этой цитате, `и воинству` эквивалентен `с воинством`, и что Иустин имел в виду прославленное состояние Христа, когда Он должен прийти судить мир, окруженный воинством небесным“. Затем Епископ приводит несколько цитат из Иустина, где упоминается Сын Божий, сопровождаемый Ангелами; и если эта идея была тогда в уме Иустина, это, возможно, пояснило бы, почему он называет служебных духов немедленно после Сына Божия, вместо того, чтобы назвать их после Святого Духа, что было бы естественным и надлежащим порядком» [18].

Эта цитата Святого Иустина является замечательной еще и потому, что она не может отрицать, что в то время еще могло быть поклонение Ангелам, о котором Святой Павел говорит, что оно было иудейским и гностическим, и крайне осуждаемым Церковью.

§ 4. Служение Благословенной Девы

1

Особые прерогативы Святой Марии, Девы Дев, тесно связаны непосредственно с доктриной Воплощения, с которой эти замечания начинались, и мы уже на этом подробно останавливались выше. Как хорошо известно, эти прерогативы не были полностью признаны в католическом обряде до позднего времени, но они не были новым предметом для Церкви или чем-то необычным для ее более ранних Учителей. Святой Иустин, Святой Ириней и другие, совершенно определенно утверждали, что она не только несла особое служение, но и принимала участие, став добровольным посредником, в действительном процессе искупления, подобно тому, как Ева служила орудием для падения Адама. Они учили, что, как первая женщина могла бы расстроить планы Искусителя, но не сделала это, так и Мария, если бы была непослушна или не поверила вести Архангела Гавриила, то расстроила бы божественный замысел. И конечно, параллель между «Матерью всех живущих» и Матерью Спасителя может быть проведена при сравнении первых глав Священного Писания с последними. Было замечено ранее, что единственная цитата, где Змей прямо отождествляется со злым духом, находится в двенадцатой главе Откровения; теперь же можно обратить внимание на то, что отождествление, когда оно совершается, происходит в ходе видения «Жена, облеченная в Солнце, под ногами ее Луна»[316], и таким образом, две Жены противопоставляются друг другу. Кроме того, как говорится в Апокалипсисе, «И рассвирепел дракон на Жену, и пошел, чтобы вступить в брань с прочими от семени ее»[317]

, как это пророчилось и в Книге Бытия, «и вражду положу между тобою и между Женою, и между семенем твоим и между семенем ее; оно будет поражать тебя в голову, а ты будешь жалить его в пяту»[318]. Также вражда должна была существовать не только между Змеем и Семенем Жены, но и между Змеем и Женой непосредственно; и здесь также есть соответствие в Апокалептическом видении. И если есть основания полагать, что эта тайна, описанная в конце Священного Писания, то есть продолжение тайны в начале его, и что «Жена», упомянутая в обеих цитатах, — одна и та же, и тогда она не может быть никем иным, кроме Святой Марии, так пророчески введенной в наше внимание немедленно после преступления Евы.

2