Эссе о развитии христианского вероучения

15. [Ekeinon te, kai ton par’autou huion elthonta kai didaxanta hemas tauta, [kai ton ton allon epomenon kai exomoioumenon agathon angelon straton,] pneuma te to prophetikon sebometha kai proskunoumen, logoi kai aletheiai timontes kai panti boulomenoi mathein, hos edidachthemen, aphthonos paradidontes]. — Apol. i. 6. Цитата подобная молитве в сокращенном изложении: «Sacrosanctæ et individuæ Trinintati, Crucifixi Domini nostri Jesu Christi humanitati, beatissimæ et gloriosissimæ semperque Virginis Mariæ fœundæ integritati, et omnium Sanctorum universitati, sit sempiterna laus, honor, virtus, et gloria ab omni creaturâ», &c.

16. Test. Trin. pp. 16, 17, 18.

17. Dr. Kaye.

18. Pp. 19–21.

19. Tryph. 100.

20. Carn. Christ. 17.

21. Hær. iii. 22, § 4.

22. Nyss. Opp. t. ii. p. 977.

23. Def. F. N. ii. 12.

Глава 11. Применение шестого отличительного признака истинного развития — консервативное отношение к прошлому

§ 1. Различные примеры.

§ 2. Преданность Благословенной Деве.

Примечания.

Обычным оправданием еретиков является то, что они лишь служат Христианству и защищают его своими нововведениями; и это — их аргумент против того, что ныне мы с уверенностью можем назвать Католической Церковью, и они говорят, что ее последовательные определения доктрины лишь перекрывали и затемняли первоначальное вероучение. То есть, они предполагают, чего и мы не хотим отрицать, что истинным развитием является такое, которое консервативно по отношению к своему первоначалу, а искажениями является то, что имеет тенденцию к его разрушению. Это уже было установлено как Шестой критерий, отличающий развитие от искажения, и он должен теперь быть применен к Католическим доктринам; хотя это Эссе уже настолько превысило свой предполагаемый предел, что как читатель, так и автор, возможно, уже сильно утомлены, и возможно, удовлетворятся кратким рассмотрением оставшихся частей проблемы.

Как уже рассматривалось, строгое соответствие между различными частями развития и теми доктринами, от которых оно происходит, есть нечто большее, чем мы можем ожидать. Взрослый по своей телесной структуре — не просто увеличенный мальчик, он отличается от того, каким он был раньше по своему строению и пропорциям; и все же возмужалость — совершенство отрочества, она добавляет что-то новое, одновременно сохраняя то, что было. «Ut nihil novum[323], — говорит Винсент, — proferatur in senibus, quod non in pueris jam antea latitaverit[324]

». Такая характеристика прибавления, то есть, изменения, которое в некотором смысле реально и ощутимо, однако, не утрачивает и не подменяет того, что было, но наоборот, защищает и подтверждает его, — во многом особым образом принадлежит Христианству.

§ 1. Различные примеры

1

Если мы возьмем самое простое и самое общее воззрение на историю Христианства, такое, которое существует в индивидуальном сознании или в Церкви в целом, мы увидим в нем пример этой особенности. Это рождение чего-то практически нового из того, что скрыто в том, что было. Соответственно, мы знаем, что никакая характеристика ума не приемлема в Божественном Присутствии без любви; это та любовь, которая вынуждает христианский страх Божий отличать от рабского страха, а истинную веру отличать от веры бесов; однако же, в начале религиозной жизни страх — исключительная евангельская благодать, а любовь лишь скрыта в страхе, но с течением времени развиваться из того, что кажется с ней несовместимым. Затем, когда она развивается, она занимает то выдающееся место, которое ранее занимал страх, теперь уже защищающий, а не заменяющий любовь. Любовь добавлена, а не страх удален, и ум лишь совершенствуется в благодати тем, что кажется революцией. «Сеявшие со слезами будут пожинать с радостью»[325]; однако же, впоследствии все еще они «скорбят», хотя «всегда радуются».

Так же было и с Церковью в целом. Она начала со страданий, которые обернулись победой; но когда она была освобождена из места своего заключения, она не только оставила его, но и изменила эту тюрьму. Кроткие унаследовали землю; сила появилась из слабости; бедность сделала многих богатыми; однако же, кротость и нищета духа остались. Законодатели мира были Монахами, когда они не могли быть Мучениками.

2