Эстетика бродяг

В метро было жутко. В его утренней суете таилось великое надругательство над человеком и его духом. Переполненная подземка конкретно напоминала братскую могилу. В непрерывном движении по эскалатору и в вагонах метро было что-то предательское, напоминавшее конвейер теряющих душу тварей. В бессмысленной круговерти ими управлял голод, они боялись не поиметь того, что уже имели другие. Безжизненные лица пассажиров неподвижно смотрели в пустоту.

Увидев нас, Асафьев, круживший вокруг чьей-то шевелюры, засмеялся слишком весело, чем немного напугал клиента, и тот еще несколько минут смущенно присматривался к поредевшей растительности на голове.

− Я думал ты уже в Барнауле, − отсчитывал свою долю на предполагаемую стоимость билета Асафьев. – Не помню, чем кончилась вечеринка.

− Вы со Стёпой обещали на билет Кобзарю скинуться, − напомнил я.

До Стёпы мы не дозвонились и пошли в авиа кассы. В день вылета билет обходился в хорошенькую сумму. А если бы Кобзарь задержался на недельку − значительно дешевле.

− Покупаю билет на поезд, − решил Кобзарь.

С билетом на руках, слегка качаясь под тяжестью пережитых выходных и двух литров эля, мы шли по перрону Казанского вокзала. Стёпа с сумкой наперевес появился в тот момент, когда мы опять вспомнили о его обещании подкинуть денег на билет.

− И это теперь называется летать на самолете? − весело спросил Стёпа.

− Это называется подкинуть денег на билет? А ты чего сюда провожать пришел, а не в Домодедово?

− Я за посылкой от тещи. А вы почему не в аэропорту?

− Поездами надежнее.

Подали вагоны. Носильщики забегали по перрону, вымаливая работу.

− Ну что, друзья, до встречи. Сейчас доползу до полки и вырублюсь, – Кобзарь пожал нам руки и исчез, словно его и не было.

Стёпа посмотрел на меня уставшими глазами, один был совсем не живой.

− Ты стиральные машинки подключать собираешься? – спросил он. – На завтра есть три заказа. Один могу тебе отдать.

− Инструменты ищу. К тебе можно переночевать?

− Нет. Печалька. С женой сегодня поругались, я на работу не вышел, денег нет, в холодильнике пусто. Хорошо от тещи посылка пришла, сало и варенье точно есть. Куда поедешь?

− В Алтуфьево, к Сатиновым.

− С утра звони, если надумаешь подключать.

Дни радости и печали нанизаны на жизнь, как бусины на нитку. Впрочем, это все по-человечески условно. Наше дурное восприятие жизни зависит только от того, что запрятано глубоко внутри нас. Это глубже всего остального, что-то такое, что боится солнца и радости, оно задыхается и боится простора. Оно твердое, как первый камень земли. Это мрачное «нет» жизни, эликсир смерти, корень тьмы. Таким был крик Земли под первыми лучами солнца. Это то, чем пользуются мертвецы, извлекая это из нашего нутра, как доказательство своей истины.

Утром трясущимися руками я набирал номер зеркальщика Лёвы, он обещал одолжить инструменты. То ли я набрал не те цифры, но после треска в телефоны я услышал чужие голоса:

− Что теперь? − спросила женщина.

− Все складывается как нам надо, − ответил мужчина, − он паникует. Значит, скоро будет у нас, больше ему деваться некуда.

− Он сам это понимает?

− Да. Можно и не следить за ним.

Явно говорили обо мне.

− Мертвецы! – воскликнул я,

Голоса в трубке исчезли.

− Ты чего? – выглянула из кухни Таня Сатинова.

− Мне мерещится или я, и правда, на крючке, − сказал я.

− Бросал бы пить, – посерьезнела Таня. – Мы тебя, конечно, любим. Но у всего есть предел.

Я ещё раз набрал нужный номер, Лёва не ответил.

− Что собираешься делать? – спросила Таня, накормив завтраком.

− Пойду на поклон к мертвецам.

− Это что значит?

− Это значит, надежда растаяла, как прошлогодний снег.

Чтобы мертвецы сильно не мучили, нужен был посредник. Глыба среди живых и мертвых. Я позвонил Гаррику. Он был матерый буддист, пару лет прожил в монастыре Непала, не пил, не курил и уже достиг бы уровня Миларепы, если бы не слабость на женщин. Он-то и увел Ракету с той лекции, после которой я уехал в Уймонскую долину строить ковчег. Теперь Гаррик жил в столице, занимался разными делишками и подкидывал работенку нуждавшимся землякам. Это он нанял наркокурьера Тараса на разовую халтуру разрушать стены. Только я заикнулся о работе, как он сразу назвал адрес, куда подъехать.

У нужной двери на улице Кедрова стояли Гаррик и худощавый мужчина лет пятидесяти с выправкой военного.

− Нам сейчас требуется персонал, − громко говорил он Гаррику. − С сегодняшнего дня будем набирать.

− Что нужно делать? − сходу спросил я.

Гаррик показал военному знаками, что я тот самый, о ком он недавно говорил.

− Продавать лес, − ответил военный.

− Это мне знакомо. Продавали. В какой должности?

− Можешь быть, кем пожелаешь, грузчиком, кладовщиком или даже менеджером. Смотря, на что потянешь. Твое последнее место работы?

− Торговал медом, подключал стиральные машинки, − доложил я, решив умолчать о куклах.

− Представляешь примерно систему учета?

− Безусловно.

− Тогда мы тебя берем, − сказал военный.