Эстетика бродяг

На Воздвиженке больше века стоял особняк Арсения Морозова. После Октябрьской революции там ненадолго задержался штаб анархистов, потом в Рыцарском зале работал над своими постановками Сергей Эйзенштейн и Пролеткульт, с конца двадцатых годов до сорокового года в нём устроилось посольство Японии, потом посольство Индии. И только в начале шестидесятых особняк укрепился в статусе дома Дружбы Народов, где проводились кинопоказы и встречи с зарубежными деятелями культуры. А недавно особняк Морозова передали в хозяйство президента и определили как Дом приемов Правительства России.

Для реставрации обветшавшего здания власти наняли московскую фирму «Галерея Идей», те в свою очередь подрядили турок залатать архитектурное достояние. Турки тоже не поленились набрать всякого сброда на грязные работы.

Обзванивая знакомых в поисках заработка, я случайно нашел телефон забытого пущинского маргинала Елисея Недорезова. На следующий день по его протекции я попал на Воздвиженку в реставрационную бригаду Недорезова-старшего.

Облепленные лесами и рабочими разных национальностей стены особняка действительно вселяли уверенность в вечную дружбу народов. Помимо турок, молдаван, украинцев, белорусов, узбеков и таджиков на стройке прописались две большие компании: пущинская и барнаульская. Поверьте, это был серебряный век Дома дружбы народов! Окутанное зеленой защитной сеткой здание напоминало огромный старый баньян, перебираясь по ветвям которого можно было встретить друзей. Они нагрянули в столице в поисках сытой и счастливой жизни. Хорошо это или плохо, но большие города всегда обкрадывали малые. Самые бойкие и смышленые граждане и товарищи, как элементарные частицы, стягивались к центру. Девиз был один на всех: «Чтобы найти солнце, покидаю дом!»

Из Пущино вслед за Елисеем Недорезовым в многонациональный трудовой коллектив дома Дружбы народов записались его дружки и друзья его дружков. Пестрая банда неформалов мало походила на чернорабочих. От их вида остальные гастробайтеры радостно недоумевали, а турки недовольно морщились.

− Не факт, что челы скоро прорубят фишку, чё у них тут происходит, − говорил Елисей, указывая на турок и играя большой блестящей цепью, которую носил на боку. – А мы пока лавэ срубим. К тому же я тут россыпи старой меди присмотрел, тоже тема пезжая.

Барнаульская часть бригады была попестрей и суровей. Я позвал друзей по куклам, Цоя и Макса, а они − недавно прибывших в Москву барнаульских рок-музыкантов: парочку барабанщиков, одного перкуссиониста, пяток гитаристов и вокалистов. Набралось на солидную по размерам группу типа «Земля, ветер и огонь». Главным в музыкальной банде был последний на тот момент герой сибирского рока по прозвищу Сват. Если он был в форме и упакован нужными веществами, то его присутствие напоминало межпланетный гала-концерт одной звезды. А если бы он его дал прямо на крыше дома Дружбы Народов, окрестные люди и гуманоиды просто запищали бы от удовольствия. Сват был из тех редких счастливчиков, которые остаются в памяти на долгие годы, как человек-песня, человек-праздник. Из них потом формируют отряды ангелов и снова отправляют на Землю помогать людям − не забыть, зачем они здесь.

Сидя на лесах и счищая с гипсовых виноградных листьев тройной слой краски, мы поглядывали на вход в метро «Арбатская», на главное здание суда Российской Федерации, на башни и купола Кремля и чувствовали себя в центре империи.

После работы я встречался с Дашей у подземного перехода на Арбат. Она работала рядом, диктором на Народном радио. Несмотря на молодость, Даша была умной, практичной и очень славной. Правда, её раздражало, что я много пью и придерживаюсь идей Теофила Готье, как изменять сознание, но по другому я не мог или не хотел.

У Даши была трогательная привычка перед тем, как говорить, приоткрыть и закрыть рот, как рыбка без воды. Я умилялся и сам открывал рот.

− Когда мы поженимся? – спрашивала она в метро по дороге домой. – У нас же это серьезно?

− Конечно, серьезно, малыш, − обнимал я. – Я люблю тебя, ты любишь меня. Значит, мы скоро поженимся.

− И у нас будут дети?

− Ну конечно. Куча.

− И мы никогда не расстанемся?

− Нет, мы проживём вместе до самой старости.

Ветка метро была открытая, я смотрел на желтые окна домов в темноте и представлял, как за одним из них живет наша счастливая семья.

− И ты не бросишь пить? – спрашивала Даша. – Наши дети должны быть здоровыми.

Псих и негодяй крепко сидели во мне, я лишь улыбался и молча кивал.

− А? – волнуясь, переспрашивала Саша и брала мою руку.

− Что сготовим на ужин, малыш? – переводил я разговор.

− Не знаю.

− Давай, ты сделаешь твой фирменный салат, а я пожарю рыбных котлет, − предлагал я. − Зайдем в «Перекресток» купим вина, сыра, зелени и лаваш. В общем, славно поужинаем.

− Давай, − соглашалась Даша и доверительно укладывала голову на моё плечо.

Ночью Даша засыпала, а я подолгу смотрел на её детское лицо, как она смешно сжимает кулачки во сне. И почему-то становилось невероятно грустно, словно это было еще не счастье, а лишь прикосновение к нему.