«Это мое тело… и я могу делать с ним что хочу». Психоаналитический взгляд на диссоциацию и инсценировки тела

Я предполагаю, что не только формирующийся ребенок, но и его слияние с ее собственным телом воздействуют на ощущение полноценности и хорошее самочувствие матери. И чем больше счастья это приносит, тем большую катастрофическую утрату означает рождение ребенка.

Если родители ожидают, что нерожденный ребенок подарит им идентичность, они не смогут оказать его развитию достаточную помощь и поддержку. То, что в отношении более взрослого ребенка мы называем обменом ролями, парентификацией (ср.: Hirsch, 1987, 1997), можно встретить и до зачатия, и во время беременности в связи с фантазией и ожиданием того, для чего ребенка однажды используют. Из-за своей ненадежной идентичности родители пользуются своей неотделенностью от ребенка и своей нарциссической потребностью чаще всего в отношении самого старшего ребенка, превращаясь для него в одновременно любимую и внушающую ненависть и страх материнскую фигуру. Обмен ролями связан с недостаточно развитыми (поколенческими) границами между родителями и ребенком, субъектом и объектом заботы. Желание ребенка — это обмен ролями до зачатия, т. е. оно может быть выражением ожидания, что желанный ребенок станет источником постоянного безусловного присутствия и подпитки. И беременность, и сам ребенок, соответственно, становятся «суррогатом матери» (Kahne, 1967). Лернер и коллеги (Lerner et al., 1967, S. 295) подняли вопрос о нарциссической зависимости матери, которая постоянно «должна» беременеть, от своего ребенка, который «посредством инкорпорации становится ее собственной матерью». Часто оказывается, что эта динамика передается трансгенерационно, и так же ожидаемо, что молодая женщина, которая должна была исполнять материнскую функцию в отношении собственных родителей, в свою очередь, ожидает от собственного ребенка, что он станет ей матерью, т. е. восполнит дефицит, оставленный в детстве матерью этой молодой матери.

Если ребенок призван сбалансировать ненадежную идентичность, т. е. в определенном смысле взять на себя родительские функции, амбивалентность становится особенно заметной: с одной стороны, ребенок желанен, поскольку он обещает освобождение от собственной несостоятельной и, возможно, абьюзивной матери и должен взять на себя лучшую альтернативную материнскую функцию, с другой стороны, возникает страх требований к собственной идентичности стать матерью или родителями, т. е. взрослым и ответственным.

Одна пациентка, которая начала терапию по причине серьезных проблем в отношениях и расстройства пищевого поведения, рассказала о своей сестре, которая работала стюардессой и в последние годы восемь раз забеременела от своих постоянно меняющихся партнеров, но каждый раз при этом делала аборт. Пациентка сказала, что это напоминает ей булимию, с чем мне оставалось только согласиться.

Желанный ребенок поначалу представляется чем-то положительным, обогащением и расширением «Я», но как только он становится реальным (в животе, как пища при булимии), он превращается в угрозу, представляет требование к идентичности, становится злобным «материнским объектом» и его нужно вновь исторгнуть. Дело в том, что ребенок поначалу реально требует гораздо больше, чем дает, и человек может предположить, что желание, которые он в своей фантазии направляет на ребенка, необязательно реалистичны. Бергер (Berger, 1989b, S. 251) говорит о «паническом разочаровании из-за того, что на свет родился не материнский объект, а беспомощный орущий младенец». Иногда отвержение требовательного ребенка становится сознательным хотя бы в ретроспективе, как в следующем примере пациентки, госпожи Бьянкеди, которая изначально пришла в терапию, чтобы наладить отношения со своей 15-летней анорексичной дочерью.

Ее судьба — постоянно отдавать и ничего не получать взамен, говорит она. Ее свадьба была сама по себе прекрасной, но она не могла ничего есть: «желудок просто закрылся». Она пригласила одну подругу, та пришла без подарка, зато привела свою мать и, обе ели, только и делали, что ели. Дочь постоянно приводит друзей ночевать. По утрам, когда госпожа Бьянкеди хочет пойти в ванную, какая-нибудь девочка-подросток уже стоит под душем, и все, конечно, опустошают холодильник. Дочь еще младенцем была жадной, постоянно требовала грудь, днем и ночью жадно пила молоко, а потом его выплевывала, вся квартира была перепачкана этим молоком! «Я ни в коем случае не хочу еще одного ребенка, конечно, сейчас я уже старше, но какое счастье, что мой муж сделал вазектомию, мне и собственных детей слишком много, особенно дочери, теперь мое тело наконец принадлежит мне!»

В исследовании о вынужденно бездетных женщинах Туберт приводит пример похожей амбивалентности женщины с неисполненным желанием иметь ребенка, которая на одном дыхании выдавала противоречивые высказывания