Евангелие от Магдалины. Тетрада Фалло

Солнце быстро закатилось за край горы, торчал лишь тонкий задранный лучик... вокруг него намоталось закатное облако... и вдруг оно скрутилось в огромную человеческую фигуру! Над горами стоял Осирис с лицом Мити. На голове его, полупрозрачные, как облака, сияли две короны — плоская алая корона Нижнего Египта и вытянутая, слегка тающая «белая кегля» — корона Верхнего Египта, боевой шлем египтян, по преданию проносящий сквозь смерть. Осирис, улыбаясь, смотрел на нас, потом снова сверкнула молния, и по долине прокатился гром. Сколько тысячелетий здесь этого не было? В Египте не бывает грома и дождей — только разлив Нила поит землю. Осирис окутался светом и паром и вместе с паром растаял в цветных облаках.

Все вдруг оказались на коленях. Михалыч при этом пытался дрожащей рукой плеснуть водки, но стаканчик и горлышко все никак не совпадали.

— Мне-то оставь! — вдруг прогремел голос.

Михалыч вздрогнул. Над ним стоял Митя в натуральную величину, одной рукой удерживая простыню у подбородка, другой протягивая больничный стакан.

Горлышко задребезжало по стакану, Митя сиял. Хлебнув водки и радостно захмелев, он пошел всех целовать, хотя, согласно источникам, он должен целоваться лишь с Иудой... но тут, как говорится, не промахнешься! Март попытался самолюбиво отстраниться, но был схвачен за выю крепкой Митиной рукой старого регбиста и расцелован, как все!

И тут хлынул дождь — с ясного неба! Сразу омывшись, все вокруг стало ярким: и охапка ярко-зеленых стеблей, которые тягал с тележки, шевеля ушами, рыжий ослик, и красная крыша больницы, и пестрая заплатанная одежда на прыгающих по лужам детях, поднимающих к небу кукол — Осирисов.

— Ну что? Снова здорово?! — подойдя ко мне, рявкнул Митя.

Мы расцеловались. Обняв Митю, я поняла, почему все испытывают с ним легкую робость: над головой его, чуть заметный, стоял нимб!

Я вдруг услышала какое-то стрекотание, идущее от земли... и отдельное от дождя. Дождь оборвался — стрекотание продолжалось. Мы с Митей присели к земле и, приглядевшись, увидели, что по разбросанной по двору соломе что-то бойко прыгает, стрекоча... Блохи? Мы пригнулись еще ниже и увидели, что это прыгают, отталкиваясь вылезающими корешками, зерна овса. Осирис пророс.

К двум нашим мокрым головам приблизилась третья, сияющая... СН! Как же без него? На ресничках его светились капли, он щурился, явно довольный тем, что может не только Кулибиных и Мичуриных наша земля рожать!

«Смерть, где твое жало? Ад, где твоя победа?»

— Ну... расскажи... как ты был Там? — наконец, решившись, спросила я Митю.

— Да ну! — Митя сладко кряхтел на желтом песочке у ярко-синего Красного моря.

— Рассказывай! — Я слегка придушила его.

— Ну... — Митя со вздохом перевернулся на спину, поднял руки. — Огромный зал... ну, фрески на стенах и колоннах, но яркие, свежие, не как сейчас. В углублении — «святая святых» — трон! Ну а на троне...

— Кто?

— Ну, как — кто? — Митя удивленно поднял голову. — Я, кто же еще? Не Михалыч же! — Он поглядел на распростертого неподалеку Михалыча. — Ну и в зале... тоже я, — добавил он скромно. — Ну, с трона доносится: «Как, старик, дела?» — «Изумительно!» — отвечаю я. «Но... может быть... в этом удивительном, — голос с трона, — есть какие-то оттенки: более изумительно — менее изумительно?» — «Никак нет!» — «Тогда ступай работай!» — «Есть!»

— Все?

— Все! А что еще? Почувствовал дикую жажду, открыл очи и вижу в окно: Михалыч разливает! Ну, тут я и вскочил...

— Глазастый! — Я погладила его по щеке.

Надвинулась тень. Мы подняли очи. Над нами, напоминая бобра и лису из мультфильма, стояли Цыпа с Сироткой.

— Так мы ждем вас... на прощальную вечеринку! — галантно произнес Цыпа.

Сиротка скромно сияет. Считает себя спасительницей Мити — ведь это она придумала и убедила злодеев, что «усыпить» Митю надо инсулином... при этом она как бы прекрасно знала, что укол глюкозы, сделанный мгновенно за этим, спасет его, и даже знала, что глюкоза у меня есть!

Так что Исидой, фактически, она считает себя. Ну что же. Не жалко. Пусть люди кажутся себе немножко лучше, чем они есть.

— Будем, ясное дело! — радостно отвечает Митя друзьям.

Столько пережили вместе — ближе людей теперь нет!

Начинается исход с пляжа. Вот величественно идет СН с матрасиком под мышкой. Длинные седые кудри, апостольская борода... Выросло абсолютно внезапно, после того дождя. Наш апостол Павел, бывший «гонитель Савл». Буквально тут прозрел и поверил во все лучшее и кудри и бороду носит как награду, несмотря на жару... А что делать? И в Библии было жарковато! Все мы теперь — апостолы... безгрешных не было среди них!

Митя встает, поправляет кепочку. Теперь он все время ходит в кепочке с длинным козырьком. Стесняется нимба, особенно по ночам. Кепочка раскалена — то ли от внешних лучей, то ли от внутренних.

Мы уходим по тенистой дорожке. Пальмы, агавы, рододендроны с обеих сторон. В конце дорожки — отель. На каждом этаже, перед каждым номером — терраса, заросшая зеленью. Кверху отель сужается, как пирамида, наверху лишь один номер — люкс.