Евангелие от Магдалины. Тетрада Фалло

Чуть-чуть отдохнув и расслабившись, я решительно встала и снова пошла на штурм суровой реальности, пинками вбила баул в узкий шкафчик у входа, подняла пластинчатые жалюзи. Да, открывшаяся передо мной картина египетской жизни была далеко не полной. Бетонная стена набережной заканчивалась барьером, поднимающимся над плоскими корабельными крышами. На барьере том сидел старик египтянин в грязно-белом бурнусе, одну ногу подложив под себя, а другую выпростав и повесив над водой, направив в мою сторону. Ничего не могу сказать про первую ногу, но эта вторая нога, которую удалось мне увидеть, была исключительно грязной. Я даже ненадолго задумалась: а видела ли я в своей жизни когда-нибудь такую исключительно грязную ногу? Да пожалуй что и нет! Не напрасно съездила! Кто он был? Покинувшая нас — надеюсь, навсегда! — советская идеологическая машина с ходу назвала бы его безработным. Но почему-то хотелось ей возразить: а искал ли он когда-нибудь настоящую, серьезную работу, любил ли ее? Может быть, это просто портовый босяк, один из любимцев раннего Горького? Скорее всего! К тому же он не просто гордился своей ногой, но и был занят кое-каким делом: перед ним стоял сложный прибор, состоящий из длинной, торчащей из седой бороды изогнутой трубки и находящегося внизу устройства, напоминающего плоский заварной чайник. Из «чайника» вился дымок. Видимо, это и был популярный на Востоке кальян. Я вспомнила, что кальян был у Мары, иногда она им баловалась и давала затянуться мне. Но тот-то был драгоценный, из какого-нибудь эбенового дерева, с подставкой из перегородчатой эмали... Где теперь все это?.. Вопрос чисто лирический и к тому же риторический. Я-то как раз знала где!

Ну хорошо. Полюбовалась на ногу, и хватит. До бесконечности это продолжаться не может. Надо найти силы оторваться от этого. Для начала принять душ. Наполовину подняв платье, я глянула на кальянщика: может, неловко раздеваться перед представителем чужой страны, к тому же перед человеком, видимо, почтенным? А, ладно, решила я, он, мне кажется, слишком самоуглублен. Решительно стянула платье, потом, глянув на неподвижное его лицо, сняла все остальное и сунулась в душ.

Я вышла из него и некоторое время ходила по каюте в чем мать родила. Курильщик не реагировал. Видимо, я не входила в круг его интересов. Вот и хорошо.

Правда, окончательно убедиться в бесстрастности египетского населения мне не удалось: опровержение поступило буквально через минуту. Походив по каюте, я натянула на себя чисто условный сарафанчик, чуть-чуть, скорее условно, прикрывающий самые выдающиеся места. Ну что ж, если все египтяне так же бесстрастны, то наряд этот будет в самый раз — хоть немного подзагорю в октябре, если не удалось это сделать летом. Я намазала лицо, руки и ноги кремом, потом нашла розетку и воткнула фен — хоть и жара, но волосы просушить надо. Некоторое время я веяла на свои длинные рыжие кудри феном, словно улетая. Унесенные феном. Потом, пригнувшись, рассмотрела себя в зеркале над туалетным столиком. Странно, сколько было веснушек, и вот, видимо, от напряженной жизни лицо стало ровным и гладким, от веснушек остались лишь тени. Ничего, веснушек еще наловим!

После фена я почувствовала, что во рту очень сухо и горько: пустыня, мать твою! Надо пойти попросить у портье, этого земного воплощения бога Мина, какой-нибудь минеральной водички и заодно — что уж лукавить — проверить его реакцию (чуть было не подумала — эрекцию!). Вообще, проверить, как я сейчас гляжусь, на фоне роскоши, на мировом курорте. Результаты проверки превзошли все ожидания. По бобрику босиком, вся на босу ногу, на голое тело, в чисто условном сарафанчике, лишь прикрывающем божественные выпуклости, я плавно приблизилась к стойке. Портье за стойкой не оказалось — лишь торчали невостребованные ключи, которых оказалось довольно много. Порожняком поплывем? Очень хорошо. Все вдруг стало радовать меня. Все отлично! Любимый человек рядом, в десяти шагах, и скоро мы с ним поплывем вместе по солнечному Нилу. Солнце попадало в салон косо, срезанное дверью, и освещало и грело лишь ноги повыше колен. Я убедилась в этом, оглянувшись в большое, до пола, зеркало, которое оказалось сзади меня. Да, на ноги солнце и светит, и их же греет. И это необыкновенно приятно. В Питере никогда не поймаешь такой жаркий, веселый луч! По-прежнему через плечо я разглядывала себя. Не!.. Вполне! Не уверена, что я войду в мировую культуру, но прекрасные мои ноги точно там прозвучат: недавно один знакомый скульптор лепил их, как, впрочем, и все остальное, как он уверял, для скульптуры на станции метро «Молодежная».

Так я тайно, слегка возбуждаясь, любовалась через плечо в зеркало своими голыми ногами и вдруг обнаружила, что в этом наслаждении я не одинока. Вдруг до меня донесся тихий хрип, перешедший в бульканье. Я резко повернулась в ту сторону и увидела портье, откинувшегося на низком кожаном диванчике в углу холла, голова его была безжизненно откинута, глаза были приоткрыты и мутны.