Евангелие от Магдалины. Тетрада Фалло

Ай эм притти бой.Гив ми литтл той!

...Я симпатичный парень, дай мне маленькую игрушку!

Победители гонки сгрудились у окна, прыгали в своих скорлупках, протягивали темные свои ручонки с розовыми ногтями.

— Привет вам, дети Юга! — рявкнул Митя.

Дети Юга ответили восторженным гвалтом. Мы стали кидать вверх монетки, которых нам полно надавали на сдачу в папирусной мастерской, и каждая монетка, несколько раз перевернувшись и сверкнув на солнце, попадала в свой черный кулачок.

— Все! — Митя опустил стекло. — Мне нравится, что мы все же ведем благотворительную работу с детьми!

— А как же! — воскликнула я.

Тут раздался сдержанный стук в дверь. Я распахнула ее — теперь нам уже нечего бояться!

За дверью стоял портье — теперь уже строгий, корректный, холодно поблескивая пенсне.

— Диннэ![3]

Сенкс!

По пути мы зашли к Цыпину с Сироткой — стукнули, и дверь отъехала, и мы в темноте увидели запрокинутого на койке Цыпу, над ним колдовала Сиротка. Сверкнул шприц. Инсулиновый укол? Мы прикрыли дверку. И почти на цыпочках пошли в столовую на корме. Большая, уютная, с широкими стеклами. Стояли накрытыми всего два стола — за одним уже колготились веселые французы, второй был, видимо, наш.

Посередине уже стояло дымящееся длинное блюдо — рис, кажется, с мясом. Подошел портье — здесь он был строг и корректен, видимо являясь одновременно и метрдотелем, лицом важным и ответственным, а некоторые вольности позволял себе только в должности портье.

Теперь, после всего, что было, надо бы с ним поговорить. Оказывается, он еще и метрдотель. Вдруг еще окажется и капитаном? И если и судном будет управлять одной левой рукой при занятой правой, то нам несдобровать!

— Парле ву Франсе? — поинтересовалась я.

— Уи, — с достоинством ответил он.

Тогда я поинтересовалась у него, кто это уже съел уголок в нашем блюде риса и почему накрыто на десять приборов, когда нас прибыло всего девять? Десятая тарелка, кстати, была уже грязная — кто-то покушал.

— Вас десять! — сказал метр.

— Девять! — с тревогой сказала я. — Кто же десятый?

Тут как раз начали появляться наши, свежие и расфранченные: Цыпа с Сироткой, СН в рубашке апаш, ослепительный Апоп, хмурый, хотя и в рубашке с акулами, Михалыч, слегка шелушащийся на лицо Гуня.

— Вы видите: нас пока даже восемь! — сказала я метру. — Одна еще должна скоро появиться!

— Десять! — холодно возразил метр. — Один ваш джентльмен уже покушал! — Он показал на грязный прибор.

Мы с Митей тревожно переглянулись: кто же это? Хмурый Михалыч сел рядом, с надеждой глянул на грязную тарелку.

— Кто-то уже подхарчился? — спросил он.

— Увы... какой-то джентльмен! — разочаровала его я.

— Да это Атеф, наверное, появился, миллионер драный! — в сердцах произнес Михалыч. — Вообще, ведет себя как капитан Немо! Нигде не появляется! Не уважает, видно... Товар-то хоть у него? — с тоской произнес Михалыч. — Или... в музее уже? — Он нашел в себе силы усмехнуться.

Да, появление Атефа устроило бы всех нас — столь отчужденное его поведение раздражало.

— Хрена два он у меня диссертацию защитит! — произнес Митя.

— А ты думаешь, это так нужно ему? — усомнилась я.

Мы стали накладывать рис. После первых ложек, кинутых в рот, на многих лицах появилась задумчивость. Какой-то необычный вкус. Видимо, какие-то местные экзотические, египетско-асуанские добавки? Все взгляды обратились ко мне — мол, это так надо? Я хотела спросить об этом портье, но тут перебил Михалыч с больной его проблемой:

— Спроси его, когда отплываем-то?

Подтекст был всем ясен: явится ли дочь?

Я спросила.

— Завтра утром, — с достоинством ответил метр, он же портье... неужто он же и капитан?.. не одноногий, но однорукий... Но может, шалости позволяет себе только портье, что и нравится пассажирам? Надеюсь.

— Завтра утром! — перевела я Михалычу.

Тот вздохнул с облегчением, вытер пот... Но эта лахудра и завтра может не явиться!

Пока мы проясняли этот вопрос, рис был полностью доеден — спрашивать, собственно, уже не о чем было. Ничего, русскому все здорово! Подали шербет.

Но кто же тут был десятый?..

Портье, он же метр, сообщил приятную новость: сразу после обеда состоится поездка на парусниках, но неподалеку — на остров Егелика, к храму Исиды. Радостно загомонив — приятно, черт возьми, отдыхать! — все стали подниматься.

Я зашла в свою каюту переодеться перед экскурсией. Портье, слава богу, временно не висел. Но зато я разглядела папирус, который, оказывается, висел и над моей койкой. Бог Мин со своим инструментом, абсолютно синий, видимо от напряжения, стоял на берегу, а вокруг кипела работа: египтяне насыпали в чашки какие-то зерна, ловили сетями уток, взлетающих из зеленых камышей, били гарпунами рыбу, то есть наконец-то занимались делом!

...Остров с храмом Исиды был каменистый, с колючими кустами.

Яркая синь и знойная желтизна — и ничего более вокруг. Не верится, что совсем недавно мы стояли в изморози и темных облаках. Не может быть такого! Зачем? Вокруг только радость, и яркий свет, и синее с желтым! Ярко-желтый был и храм — из чего же его было строить, как не из этого камня?