Эволюция потребления. Как спрос формирует предложение с XV века до наших дней

Больше всего Бурдье занимала именно элита. Она использовала вкус, чтобы оправдывать существование социальной иерархии и управлять ею. У низших классов был свой собственный образ жизни, но ориентировались они при этом на «официальную культуру» и подтверждали ее превосходство. Так, например, мелкие буржуа слушали «Болеро» Равеля, чтобы продемонстрировать свой «культурный вкус». В их домах буквально каждый уголок кричал о том, что они «живут не по средствам». Тем временем неквалифицированные рабочие подчинялись «вкусу необходимости». Самым важным качеством вещей для них была в первую очередь функциональность, а не получаемое удовольствие или эстетический эффект. В еде важнее всего калорийность, а не изысканный рецепт. Одежда должна быть практичной. Бурдье считал, что жены рабочих уделяют гораздо меньше внимания моде или красоте, чем их буржуазные сестры. Трата тяжелым трудом заработанных денег на пластинку с музыкой Баха могла расцениваться как нечто «претенциозное» и «глупое» – так же как и покупка за 2 миллиона (старых) франков красивых часов[939]

. «Культура» существовала только для элиты.

Книга «Различие» была огромным шагом вперед. Марксистские представления о «массовой культуре» изображали потребителей пассивными жертвами культурной индустрии. В рамках этих теорий трудно было объяснить изменения. Бурдье, напротив, считал, что люди активно вовлечены в создание системы класса. Он вышел за рамки модного в то время внимания знакам и дискурсам, его больше волновало не столько то, что люди потребляют, но как они это делают. Его обвинение элиты в присвоении себе права на «официальную культуру» находилось в рамках французской республиканской программы: политическая демократия невозможна без культурной демократии[940]

.

Однако остается один важный вопрос: может ли эта краткая характеристика Франции 1960-х годов использоваться в более широком контексте? Везде ли классы существовали словно отдельные острова, каждый со своими собственными вкусами и привычками? Даже в отношении Франции 1960-х годов подобное утверждение звучит сомнительно. Бурдье интересовала высокая культура, которая отделяла элиту от рабочего класса, и он игнорировал те виды деятельности, которые присутствовали во всех группах, например просмотр телевизора. Если следовать его теории, получится, что гендерные и эмигрантские сообщества не отличались друг от друга, и этот вывод кажется весьма забавным в свете того, что первое серьезное исследование Бурдье было посвящено изучению гендерных отношений в Алжире. Впрочем, сам факт, что вкусы людей обязательно связаны со спецификой класса, тоже вызывает сомнения. Самое время вспомнить юного слесаря из Бохума 1913 года, который любил Вагнера и фильмы о ковбоях и индейцах[941]

. Социолог Бернар Лаир скрупулезно изучил все данные о культурных занятиях и предпочтениях французов начиная с 1970-х годов и пришел к выводу, что «диссонанс» вкусов простирается далеко за пределы классовых различий. Индивидуумы предпочитают разные вещи и создают тем самым собственный уникальный набор вкусов. Члены одной и той же семьи, например, могут иметь диаметрально противоположное мнение относительно телевизионных игровых шоу. Различия носят скорее личный характер, чем классовый: война между «высоким» и «низменным», «благородным» и «вульгарным», «утонченным» и «дурным» ведется, по мнению Лаира, не между классами, а внутри каждого человека[942]

.

Вместо того чтобы свести представителей одного класса к какому-то общему знаменателю, распространение средств массовой информации, телевизоров и музыкального оборудования, наоборот, способствовало большему плюрализму вкусов. Отчасти это произошло благодаря широкому доступу к разным видам культуры, который обеспечивали радио, телевидение и чуть позже Интернет, а отчасти благодаря тому, что теперь всем можно было наслаждаться, не покидая дома. Приверженность человека определенным видам культурного досуга раньше видели все: это был некий публичный акт. С помощью телевидения любой мог смотреть какие угодно программы, при этом не боясь потерять свой общественный статус. Разумеется, классовость не перестала существовать. Сменился показатель – с предпочтений на степень участия. Самое серьезное исследование потребления в сфере культуры было проведено в Великобритании в 2003–2005 годы и обнаружило похожие предпочтения в музыке, спорте и телевидении среди разных групп; исключение составляло лишь изобразительное искусство[943]. Лишь для небольшой группы правящей элиты высокая культура по-прежнему служила капиталом. В целом же вкус был демократизирован. Главное отличие теперь было между теми, кто участвовал в живописи и музыке, и теми, кто нет. Рабочие, например, реже посещали концерты, театры и музеи или занимались спортом – они больше любили проводить время дома или с друзьями.