Эволюция потребления. Как спрос формирует предложение с XV века до наших дней

Рабочие семьи в американских и европейских городах не продавали своих детей, чтобы погасить долги, однако во многом другом их истории были похожи на шанхайские. Лишь единицам удавалось избежать каждодневных визитов к «дядюшке Ростовщику». Ломбарды стали вещевыми банками: закладывая свои зимние пальто, люди получали деньги для покупки еды и оплаты аренды летом. В Лондоне поздней Викторианской эпохи ломбарды осуществляли 30 миллионов транзакций в год. Ростовщики были повсюду. В Ливерпуле, негласной столице кредитования, в одном только 1925 году было зарегистрировано 1380 ростовщиков. Многие из них были женщинами, которые «занимались этим небольшим бизнесом на улице или у себя дома». В среднем они зарабатывали пенни с шиллинга, и это может казаться не очень большой суммой, пока не добавишь к ней итоговый доход в 433 % годовых. Один ливерпульский реформатор отправил в парламентскую комиссию вексель, чтобы продемонстрировать «пустое пространство, которое на нем предусмотрено на случай увеличения суммы долга»[1081]. Шанхайские заимодатели, зарабатывавшие на разменных марках, даже если они не были индийцами или гангстерами, тоже были в курсе происходящего и также оставляли свободное место. В этом ключе внушительный размер их итогового дохода не выглядит таким уж неожиданным.

Демократизация долга

Подобный режим выдачи кредитов никогда полностью не исчезал, однако в ходе ХХ века его медленно, но верно стал заменять новый. Признавая, что долги и кредиты имеют долгую историю, нельзя, тем не менее, отрицать и то, что после 1900 года они превратились в нечто качественно и количественно новое. В сфере потребительского кредита произошла революция, по мощности сравнимая с промышленной, ведь она сделала недорогие товары массового производства доступными любому. В действительности расширение кредитного инструментария для многих превратило мечту о вещах в реальность. Новая система кредитования пережила несколько этапов становления: началось все с рассрочки и ипотек, затем появились кредитные карточки магазинов и личные ссуды, а совсем недавно – кредитные карты и изъятие залога за ипотеку.

Кредит впрыснул в потребительский капитализм свежую энергию. Уже в межвоенный период на покупки в рассрочку приходилось 2–6 % потребительских расходов в Соединенных Штатах и Западной Европе. К 2006 году «необеспеченные потребительские кредиты» составляли 25 % наличного дохода в Соединенных Штатах, 24 % в Великобритании, 16 % в Германии и Австрии и 9 % в Италии[1082]. Для краткости изложения к потребительским кредитам в этой книге относятся все возможные ссуды, кредитные карты, рассрочка и почтовые заказы. Однако люди покупают в долг не только вещи, но и дома. Добавив к списку ипотеки, мы увидим еще более плачевную картину. К 2007 году в Великобритании задолженность семей по отношению к наличному доходу составляла 180 %, в Соединенных Штатах – 140 %, в Японии – 130 %, во Франции и Германии – 96 %

[1083].

Наряду с увеличением наличного дохода кредит приобрел новые социальные и нравственные миссии. Раньше в долг брали и давали лично, деньги всегда передавали из рук в руки; из-за постоянной беготни в ломбард и обратно этот процесс у многих напоминал вращающуюся дверь. Однако, взяв кредит, люди не меняли свой социальный статус. Современную же систему можно сравнить с эскалатором: кредит позволяет приобрести товары и активы, благодаря которым можно выбиться в люди. В этой связи неправильно видеть в долгах один лишь недостаток благоразумия и привычку жертвовать будущим в угоду настоящему. Стоит признать в получении кредита и добродетель – мудрый вклад в будущее благосостояние и счастье. Постепенно система кредитования утратила элемент личного надзора за должником, позволявший отслеживать, как человек пользуется ссуженными ему деньгами. На смену личной оценке пришли механизмы оценки кредитоспособности, а на смену местным заимодателям, которые знали историю семьи от и до и выстраивали базу клиентов на протяжении не одного поколения, – анонимные финансовые институты.

Конечно, этот переход не был простым и гладким. В каждой стране сложилась своя, особенная культура кредита: в одних она более либеральная, в других более консервативная. Сегодня в Великобритании и США особенной популярностью пользуются кредитные карты, в Германии – кредиты с погашением в рассрочку, во Франции – потребительские кредиты. Впрочем, внутри одной страны семьи тоже ведут себя по-разному: кто-то бережливее, кто-то тратит активнее. Размер кредита и скорость «кредитного эскалатора» также различны: в одних странах людям буквально не дают встать на его ступени, в других этот эскалатор не имеет перил. Ростовщики и заимодатели, одалживающие до зарплаты, также до сих пор существуют, хотя к концу ХХ века они оказались на краю общества. Демократизация кредитной системы не была полной и не проходила безболезненно, и, тем не менее, ее недостатки не должны скрыть от нас ее революционную мощь.