Эволюция потребления. Как спрос формирует предложение с XV века до наших дней

Сравнивать национальные исследования не всегда правомерно, однако сложно отказаться от искушения и не сравнить данные расточительной Америки с данными сверхбережливой Германии. В том же самом году 49 % немецких семей делали сбережения (в 2003-м копили 59 %); интересно, что почти каждая вторая молодая семья постоянно откладывала деньги. Большинство из них откладывали, конечно, лишь самую малую часть своих доходов. В действительности немцы получили репутацию бережливой нации не потому, что все они делают больше сбережений, а потому, что небольшое богатое меньшинство (8 %) откладывало 30 % своего дохода[1153]

.

Несмотря на миллионы кредиток и телевизоров, купленных в рассрочку, отношение людей к кредитам не сильно изменилось за многие десятилетия. В 1979 году 31 % британцев считали, что брать кредит – «всегда плохая идея». В 2002 году, после двадцати лет кредитного бума, этот показатель нисколько не изменился. И в 1979, и в 2002 годах лишь каждый седьмой житель Англии видел в кредите «разумный способ купить нужные вещи». Некоторые также говорили, что кредит – это комфорт. В период между двумя войнами в Великобритании мебель, купленную в рассрочку, привозили в «невзрачных грузовиках», чтобы семью не считали расточительной[1154]

. Подобные хитрости, еще существовавшие на протяжении 1960-х годов, сегодня больше не встретить, однако это не значит, что современные люди с гордостью заявляют о наличии у них кредита. Для многих кредит по-прежнему имеет привкус аморальности.

Итак, мы убедились, что рост кредитов обусловил рост потребления. А что же с противоположным направлением? Связан ли рост желаний людей с увеличением количества должников? Чрезмерное потребление обвиняют в лишних долгах на протяжении не одного столетия. В 1900 году реформаторы жаловались, что рабочие пристрастились к вину, когда им повысили зарплату. Спустя столетие рост банкротств частных лиц в момент расцвета кредитов привел к похожей переоценке ценностей по всему миру. В Соединенных Штатах в 1992 году чуть менее одного миллиона людей объявили себя банкротами. Спустя шесть лет их число выросло до 1,4 миллиона. В соседней Канаде банкротство частных лиц росло на 9 % в год в течение 1990-х. В Японии в 2005 году о своей несостоятельности заявили 217 000 человек[1155]

. Чрезмерная задолженность стала глобальной проблемой. Проводить сравнения между странами довольно сложно: дело в том, что законы о банкротстве и определении излишней задолженности сильно отличаются и к тому же меняются со временем. Одной из причин резкого роста банкротств стало то, что буквально везде официальные реформы облегчили должникам процесс объявления о своей несостоятельности. Великобритания приняла Закон о неплатежеспособности в 1986 году. Многие европейские страны приняли похожие законы и поправки в 1990-е годы; Япония присоединилась в 2005 году[1156]

. Эксперты подсчитали, что с 1999 по 2004 год около 2 % финских семей имели бремя излишней задолженности, во Франции – 3 % семей, в Нидерландах – 4 % и по 7 % в Великобритании и Германии. В Соединенных Штатах число семей, которые заявляли о своем банкротстве, достигло 1,7 % в 2004 году, однако норма задолженности, вероятно, приближалась к 12 %[1157].

Как же люди умудрились попасть в такое затруднительное положение? И в Германии, и в Соединенных Штатах множество исследований пришли к одному и тому же выводу. Дорога к неплатежеспособности вымощена безработицей, низким доходом, плохим здоровьем и разводами. Родители-одиночки – и в особенности матери с низким заработком – представляют основную группу риска. Неумение вести бюджет, как и стремление к роскошной жизни не по средствам, имеют место быть лишь в незначительном количестве случаев. Неплатежеспособность американских семей среднего класса больше связана с невозможностью оплатить обучение детей и жилье из-за падения доходов, а не со слишком частыми прогулками по торговым центрам[1158].