Эворон

В нем ничего не осталось, только забота — своим уходом не повредить родине.

На рассвете Дзудзи стоял на крутом откосе Амура, ниже проклятого города, отнявшего у него все. Ливень кончился, робко — кому-то в надежду — желтело небо.

Он бросил в бурливую туманную воду котомку, оставил себе только нож, острое тонкое лезвие нездешней ковки на резной рукояти — последний аргумент самурая. Повернулся спиной к реке.

Амур принял в себя короткий гортанный крик и вспоротое тело Дзудзи. Поток подхватил его и понес вниз, к морю, омывающему далекую милую Японию…

3.

Покалеченный лесок на безымянном притоке Сосны был частичкой прифронтовой полосы, что сделалось к лету 1943-го главной в великой войне: полосы от Харькова на юге до Орла на севере. В центре этой выгнутой к западу, в сторону врага, дуги — Курск.

Он вдавался в расположение врага, как дразнящая приманка. Уже с весны советскому командованию было ясно, что немцы в летнюю кампанию постараются сделать все, чтобы ликвидировать курский выступ, выровнять фронт и тем самым обеспечить значительную экономию сил, людских и материальных ресурсов, выстроить более основательную и глубоко эшелонированную оборону, и, опираясь на нее, провести крупную наступательную операцию.

С ней руководство рейха связывало надежды на перелом в ходе войны, на изменение стратегической обстановки в свою пользу. Германские войска начали обстоятельную подготовку к предстоящей битве.

По дисциплинированным железным дорогам и своим ходом по дармовому чернозему Украины шли на восток устрашающие «тигры» и фундаментальные «фердинанды» — новое оружие, сюрприз фюрера, которым он рассчитывал ошеломить русских. Особенно большие надежды возлагались на тяжелое самоходное орудие «фердинанд». Имперский министр пропаганды оповестил союзников, что еще не отлита броня, способная выдержать его огневой удар. Военная промышленность Германии и покоренных ею стран работала двадцать четыре часа в сутки, выпуская модернизированную «пантеру», новые «фокке-вульфы-190-А» и «хейнкели-129». С запада снимались и перебрасывались спешно в район Курска свежие войска. На восточном фронте число германских солдат доводилось до пяти миллионов.

Им навстречу из глубинных районов нашей страны, с уральских и сибирских заводов, из Москвы шли колонны наших Т-34, самоходок, передислоцировались на новые полевые аэродромы «илы» и «яки», занимали исходные рубежи армии и дивизии резерва, пополнялись новым оружием передовые части. С подмосковных аэродромов поднимались в воздух самолеты, доставляя в район Курска испытанных военачальников. В одном из самолетов летел Георгий Жуков.

Одним из самых опасных участков Центрального фронта он нашел район Понырей. Именно здесь (к району примыкал и тот лесок, где стоял отдельный танковый батальон капитана Шевцова) ожидался сильнейший немецкий удар. И разведка раз за разом подтверждала — тут можно ждать массированного нападения танковых сил противника. Сообщили разведчики и время начала наступления немцев — с 3 по 6 июля.

Но до этого срока оставалась еще неделя, еще не были предупреждены о нем не только командиры подразделений, но и частей. И, разумеется, не могли знать о времени предстоящего боя ни Иван Шевцов, ни его комсорг Тончи Батум, возвращавшийся июньским вечером на трофейном «шевроле» из Шипова леса в расположение своего батальона, где стояли танки с надписью на броне — красным по зеленому: «Бьет дальневосточная сталь».

Генерал Кэндзи Доихара, остро отточенный ум расы Ямато, не мог знать об этих танках, да и вряд ли его, высокопоставленного боевого полководца, могла интересовать такая малость, как небольшая колонна стальных машин, несшая на броне свидетельство своего происхождения.

Генерал покорял теперь во славу империи Юго-Восточную Азию, его легионы наводили ужас на обитателей островных архипелагов в Тихоокеанском бассейне, но в этом победном марше не растворялась горечь, которую испытывал он, читая сводки с европейского театра военных действий. Кэндзи, молчаливый, как Будда, был непроницаем для окружающих. Они бы ужаснулись, узнав, что творится в его всегда бесстрашной и гармоничной душе: генерал был в ужасе.

Его окружала безупречная слава, каждый его значительный шаг напутствовала улыбка императора. Ему подчинялись так, как еще не подчинялись ни одному из полководцев: в армии стало известно, например, что подразделение солдат-разведчиков, посланное им в болотистый район для наблюдения за действиями противника и потому не получившее накомарников (они затрудняли видимость), безропотно терпело укусы тропических комаров трое суток и погибло в болоте от потери крови на две трети состава, так и не проронив ни стона. Солдат похоронили с почетом.

Но не эти солдаты решали исход великой борьбы, в которую вступил много лет назад Кэндзи Доихара. Исход вершился на полях России другими и он уже был виден генералу. Неминуемый исход, понятный пока немногим, приводил Доихара в ужас.