Эзопов язык в русской литературе (современный период)

Страна неузнаваема. ОнаУже не мать нам, но могила наша.Улыбку встретишь только у блажных.К слезам привыкли, их не замечают.К мельканью частых ужасов и бурьОтносятся, как к рядовым явленьям.

Весь день звонят по ком-то, но никтоНе любопытствует, кого хоронят.Здоровяки хиреют на глазахСкорей, чем вянут их цветы на шляпах,И умирают, даже не болев.

In translation, the passage is more laconic and subdued. Instead of speaking of Scotland as a land «where sighs, and groans, and shrieks that rent the air / Are made, hot mark’d,» Pasternak’s Rosse says simply «k slezam privyk’li, ikh ne zamechaiut» <…>. Instead of continuing «where violent sorrow seems / A modern ecstasy,» he emphasizes in the translation that loss and horror have become a commonplace, an everyday occurrence:

К мельканью частых ужасов и бурь

Относятся, как к рядовым явленьям195.

In translating «the dead man’s knell / Is there scarce ask’d for who,» Pasternak indicates that people have ceased even to wonder who has died.

Весь день звонят по ком-то, но никтоНе любопытствует, кого хоронят196.

There is a suggestion of a numbness or dumb apathy setting in among those who are subject to Macbeth’s bloody rule; A different effect is achieved in an earlier passage. Shortly before Lady Macduff is murdered, Rosse tells her197:

But cruel are the times, when we are traitors.

And do not know ourselves; when we hold rumourFrom what we fear, yet know not what we fear.But float upon a wild and violent sea Each way, and move —(IV, 2. 18–22)     Времена ужасны.Когда винят в измене и никтоНе знает почему; когда боятся

Ползущих слухов, не имея средствОпасность уяснить; когда безвестностьКолышется кругом, как океан,И всех подбрасывает, как скорлупку.

The obscurities of the original text are eliminated in the translation; But Pasternak has introduced some ambiguities of his own. Shakespeare’s Rosse repeatedly uses the first person plural – «we,» «ourselves» – presumably referring to those who suffer under the tyrant’s rule: «when we are traitors, … when we hold rumour…» In translation, Rosse uses the general third person: «Kogda viniat … i nikto / Ne znaet pochemu; kogda bolatsia / … kogda bezvestnost’ / … vsekh podbrasyvaet…»198, 199

3.6.3. Своеобразную смесь первого и второго варианта, то есть квазиперевода и перевода подлинного, представляют собой некоторые стихи из цикла Иосифа Бродского «Письма к римскому другу», в которых вольные переводы смешаны со стилизациями200. Таким образом, текст приобретает значительную многоплановость: с одной стороны, здесь оживает Рим эпохи Нерона и Тита, с другой стороны, читатель Бродского, знающий, что слово «империя» является кодовым в его поэтическом словаре, прочитывает стихи как эзоповские.