Трудно представить себе таких братцев, для которых бы все, связанное с жизнью их матери, с ее болями и радостями, с ее страданием и счастьем, не являлось бы святым. А некие братья – литераторы из «Нового мира» нечто подобное себе позволяют. Я имею в виду статью Кардина «Легенды и факты», в которой с удивительной бестактностью ведется «исследование», надо ли, скажем, выстрел «Авроры», возвестившей миру рождение коммунизма, считать выстрелом или залпом; правильно ли, что мы празднуем День Советской Армии и Военно-Морского Флота 23 февраля, а не в другое время204
.Подобная эзоповская стратегия широко использовалась и писателями XIX века205
. Собственно говоря, ей посвящен известный русский анекдот, восходящий к началу прошлого столетия, о цензоре, который вычеркнул из поваренной книги указание, что такой-то пирог следует печь «в вольном духе». Будучи осведомлен о вышеописанной эзоповской стратегии, цензор расшифровал текст таким образом, что, мол, адресатом являются не кухарки, а российская общественность.4.2.
(Этому типу ЭЯ, который, на наш взгляд, привел к возникновению в советское время целого жанра квазидетской литературы, мы посвящаем целиком Главу VI.)
5. Поэтика ЭЯ
5.0. Данный раздел представляет собой комментарий-экземплификацию к секции С таблицы классификации эзоповских приемов (III.2.0).
Разумеется, нет каких-то особых, эзоповских, риторических фигур и тропов. Все они могут быть употреблены и употребляются для формирования эзоповского метастиля. В этом разделе мы останавливаемся лишь на тех, которые употребляются в эзоповских текстах особенно часто, и тех, которые в эзоповском тексте приобретают особую трактовку, более или менее отличающуюся от трактовки тех же выразительных средств в неэзоповских текстах.
5.1.
Аллегории широко распространены в советской пропагандистской литературе, особенно в ее малых жанрах: таковы, например, «Горячий камень» Аркадия Гайдара, многие стихотворения и баллады Николая Тихонова, Николая Ушакова и Вадима Шефнера, стихотворение Э. Багрицкого «Смерть пионерки»206
. Недаром и школьные учебники истории советской литературы начинаются (в качестве своего рода предыстории) двумя сочинениями аллегорического рода: «Песней о Соколе» и «Песней о Буревестнике» М. Горького.5.1.1. Специфической стороной эзоповской аллегории в поэзии и прозе нового времени является то, что она, как правило, труднее для дешифровки, доступна, по замыслу автора, определенным образом ограниченному кругу читателей, что достигается использованием экранов и маркеров, заимствованных либо из сферы, знакомой лишь читателям с достаточно высокой эрудицией (например, из античной мифологии), либо из жаргона интеллигенции, который, по предположению автора, не знаком цензору.
5.1.2. Характерным примером аллегории первого типа, относящимся к тому же к числу наиболее ранних эзоповских выступления в советской печати (1922), является следующее стихотворение Софии Парнок:
Маркером-экраном здесь является довольно избитая мифологическая аллегория – единоборство Беллерофонта с Химерой, но перевод в эзоповский план осуществлен весьма тонко, так как стилистический центр стихотворения, как справедливо указывала биограф Парнок С. Полякова, в омонимической двусмысленности одного слова – «химера». Химера как чудовище, традиционно олицетворяющее темные силы (в данном случае – лишающие поэта права на свободное творчество), и химера – призрачная, обманчивая утопия (репрессивный по отношению к поэту идеологический режим)208
.