Эзопов язык в русской литературе (современный период)

Сказанное не означает, что Евтушенко заключил с аппаратом некий контракт на литературное обслуживание. Скорее имело место стихийное совпадение: в силу своих личных особенностей этот поэт оказался наиболее подходящей фигурой на роль молодежного трибуна, роль, молчаливо санкционированную руководителями страны. Даже такие идеологические эксцессы Евтушенко, как его юдофильство, космополитизм, защита «свободной любви», шумно осуждавшиеся официозной критикой, делали его еще более привлекательной для политического использования фигурой, ибо создавали ему репутацию независимого, а поддержка, оказываемая правительству «независимым» в таких кардинальных вопросах, как верность ленинизму, партийная программа экономического строительства, иррациональный «патриотизм-несмотря-ни-на-что», воздействовала на читателей сильней, чем пропаганда тех же идей писателями, на сто процентов отождествляемыми с режимом.

В этой главе мы рассматриваем, как «неожиданные финты и дриблинги», то есть система эзоповских приемов, стали основой индивидуального стиля Евтушенко, наложили отпечаток на всю его поэтику в целом.

2. В сборнике «Идут белые снеги…» количество стихотворений, которые, будучи взяты отдельно, вне контекста книги, могли бы быть с уверенностью квалифицированы как эзоповские, относительно невелико – около 10% названий (мы намеренно избегаем называть точное число, то есть сколько именно из 183 стихотворений эзоповские, так как нередко эзоповское прочтение определяется обратным влиянием контекста книги на отдельное стихотворение, а также потому, что у Евтушенко нередко длинное стихотворение содержит эзоповский фрагмент).

Рассмотрим вначале несомненно эзоповские произведения.

2.1. Эзоповские стихотворения

В плане использования эзоповских жанров (см. III.3.1–5) у Евтушенко можно выделить три излюбленных варианта: 1) парабола, основанная на экзотическом сюжете, 2) парабола, основанная на историческом сюжете, 3) аллегория.

2.1.1. Квазиэкзотика

Деминг Браун следующим образом характеризует тактику Евтушенко:

Extremely prolific, he surrounds his politically provocative poetry with reams of verse that is «safe». When he goes globe-trotting, he often writes friendly, appreciative verse about many features of the countries he visits, but pays for his passport with politically orthodox commentary on other features263.

Это требует уточнения: «политически правоверные» стихи, посвященные Западу, у Евтушенко, как правило, амбивалентны.

Характерна уже сама по себе драматическая форма большинства этих стихотворений – это почти всегда монолог или скрытый диалог с молчаливым собеседником: «Монолог американского поэта», «Монолог бродвейской актрисы», «Монолог доктора Спока», монологический фрагмент «Я испанский поэт…» в «Корриде», скрытый диалог в «Сенегальской балладе». При таком построении обязательный лирический герой («Я» лирики) не устраняется из стихотворения, но как бы на наших глазах надевает маску – южноафриканского поэта, испанского поэта, американского поэта, американского гражданского активиста и т. п. Этим приемом вокруг сюжета создается определенная аура двусмысленности: читатель видит, как поэт Евтушенко надевает на своего лирического героя, «поэта Евтушенко», маску, – литературное событие, автоматически требующее читательской интерпретации. Разумеется, интерпретировать это можно в смысле сочувственного проникновения счастливого советского поэта во внутренний мир несчастного американского коллеги. Именно так и интерпретирует Евтушенко благосклонная к нему часть советской Критики. Но возможны и другие интерпретации. Например, как признание поэтом одинаковости проблем, стоящих перед людьми искусства вне зависимости от географических и исторических границ. Или – как способ высказаться по домашним проблемам (ЭЯ).

Припомним, для сравнения, что предшественники Евтушенко по поэтическим вояжам в Америку и другие экзотические страны к такой форме не прибегали. И у Маяковского («Стихи об Америке»), и у Симонова («Друзья и враги») лирический «Я» всегда идентифицируется как поэт-коммунист, посланец советской страны, преданный СССР и враждебный «капиталистическому окружению».

Как слабый толчок вызывает кристаллизацию перенасыщенного раствора, так и Евтушенко достаточно ввести минимальный эзоповский элемент, чтобы произведение превратилось в эзоповское. Этой цели служат главным образом разного рода лингвистические и социально-культурные сдвиги.

Так, в начале «Сенегальской баллады»:

Сенегал,я ныряю на дно кабаков без советчиков и стукачей… (с. 338)