Утром в день операции я со своей подругой Настей, которая меня вдохновила на спорт, а сейчас тоже собиралась делать операцию, приехала в клинику. Было очень раннее утро, хотелось спать, мозг, не получивший глюкозу, не хотел соображать и отказывался верить в то, что сейчас будет происходить. Уже в палате пришел анестезиолог, спросил о здоровье, а также успокоил и приободрил. Затем принесли стопку документов на подпись, в которых было сказано, что в случае остановки сердца или любой другой критической ситуации пациент дает согласие на принятие соответствующих мер по спасению жизни, а также не возражает против съемки хода операции. Конечно, в том состоянии, в котором я находилась, все эти бумажки наводили страх и вызывали довольно неприятные мысли. Но решение было принято – обратной дороги не было! Зашел сам хирург в очень бодром и позитивном настроении, чем немного скрасил мое волнение. Я разделась. Эдуард Вадимович сделал разметку на моей груди и животе, подрисовав маркером цветочек, что также развеселило меня и создало легкое и игривое настроение. Затем я надела специальный халат и стала ждать, когда меня вызовут.
Пациенткам также предлагают выбрать форму груди: круглую или анатомическую. Разница в том, что анатомические, или каплевидные, импланты выглядят более естественно, однако со временем они могут опускаться, что привело бы к необходимости повторной операции с подтяжкой груди. И я выбрала круглые импланты. На тот момент речь о натуральности меня не волновала, я хотела иметь большую красивую грудь, чтобы было видно, что она сделанная. Конечно, со временем мои приоритеты изменились, и, возможно, я бы сделала ее чуточку меньше, но в целом я осталась очень довольна работой хирурга и считаю, что эта операция показана тем, кто хочет исправить природный недостаток.
Возвращаясь ко дню операции, могу сказать, что, наверное, я не до конца осознавала свой поступок. Сейчас я бы гораздо больше волновалась и переживала. Кстати, родителям я ничего не сказала, им сообщила лишь после операции – мама узнала об этом потом, а папе я решила ничего не сообщать – зачем ему эта информация? Хотя он, безусловно, все узнал от мамы.
На операцию я шла пешком по коридору клиники, непосредственно в операционной меня положили на операционный стол, и тут мне стало по-настоящему страшно! Я видела медсестер, чувствовала холод (как оказалось, для проведения операции нужна довольно прохладная температура), слышала какую-то музыку – кажется, это было радио. Врача не было – он входит в операционную после того, как пациент уже отключается. И тут я увидела анестезиолога. «Хоть одно знакомое лицо», – подумала я в тот момент. Он подошел ко мне и, улыбаясь, спросил: «Как самочувствие?» Пока я отвечала, он уже стал делать укол в вену. Затем попросил посчитать до 10, и я начала, но дошла только до 4 или 5. Все закружилось, и я плавно провалилась…
Очнулась я уже в реанимации. Открыв глаза, я увидела лампы на потолке и белые стены. Услышала стоны рядом, но голову не повернула – все тело, особенно верхняя его часть, было будто парализовано, я не могла пошевелиться. Как выяснилось потом, слева лежала пациентка после какой-то не пластической операции. В соседних операционных работали хирурги по другим направлениям. Я помню, что с первых же секунд после возвращения к реальности я почувствовала дикую боль, скованность, казалось, будто на моей груди лежит гранитная плита. Увидев, что я очнулась, медсестры позвали доктора и предложили глоток воды, чтобы промочить горло. Кстати, из-за трубки, введенной в него, я чувствовала боль и сильное першение, как при простуде. Вошел довольный врач, Эдуард Вадимович, и сразу направился к моей кровати. Я спросила: «Ну как, красиво получилось?» – «Секс-бомба!» – отшутился он. Нас с врачом быстро сфотографировали на память, и меня оставили отдыхать.