Фабрика мертвецов

— Здравствуйте! — в унисон пропели одинаковые девочки и одинаково присели в книксене. В зеркале теперь отражались их спины и пышные розовые банты на талиях. — А мы вас знаем! Вы — Митя!

— Дмитрий Меркулов, к вашим услугам, сударыни!

— Капитолина! — воскликнула одна.

— Олимпиада! — подхватила вторая, и обе хором закончили:

— Для друзей… а вы ведь наш друг, верно? Капочка и Липочка!

И барышни одновременно подсунули ему ручки для поцелуя.

Краткое мгновение паники — барышни ему ручки, а он на них с ножом! — и, видимо от испуга, нож наконец скользнул в перевязь на запястье.

— Барышни Шабельские, я полагаю? — склоняясь сперва к руке одной, потом и второй девицы, с сомнением протянул Митя: уж очень эти белокурые, нежные как ландыши… бандитки были непохожи на прискакавшую на паро-коте крепкую и черноволосую старшую Шабельскую.

Девицы закраснелись, видимо, страшно довольные, что с ними знакомятся совсем как со взрослыми.

— Верно полагаете! — бесстрашно заявила одна — Капочка или Липочка, он сказать не мог, они у него тут же перепутались.

— Немножко барышень Шабельских! — непонятно уточнила вторая. — Совсем-совсем чуточку! Ну пойдемте же, пойдемте!

— Ты проводи, а я простыни спрячу, пока мисс не заметила, — заговорщицки распорядилась ее сестра. — Вы же не расскажите маменьке, как мы вас пугали?

— И папеньке…

— И мисс Джексон…

— И Антоничке… Это наша гувернантка, она такая душка, но ей вы тоже не расскажите, Митя? — И обе девочки уставились на него так пристально, не мигая, словно старались пробуриться в мысли.

— Могут быть розги? — поинтересовался Митя.

— Ну что вы! — явно фальшиво возмутились барышни. — Разве можно пороть таких милых девочек как мы?

— В вашей прелести, барышни, трудно сомневаться, — многозначительно усмехнулся Митя. — Хотелось бы знать, что я получу за молчание?

— Оо-о, какой вы! — протянули они разочарованно, и в унисон спросили: — А что вы хотите?

— Я подумаю, — еще многозначительней пообещал он.

Барышни переглянулись, потом одна подхватила юбки — коротенькие, всего до икры, с выглядывающими из-под них кружевом панталетт[2] — и побежала вверх по лестнице, а вторая принялась торопливо собирать брошенные простыни. Митя, усмехаясь, последовал за первой — напрасно барышни думают, что он шутит. Хотят сохранить то место, на которое надевают панталетты, придется платить выкуп: что стребовать, он пока не знал, но завести должников весьма полезно.

— Нам, э-э, туда!

Капочка (а может, Липочка) покрутила головой, словно не вполне уверенная куда идти, и повела Митю через переднюю залу, почти пустую: лишь зеркало и портреты.

Висящий на ближней стене портрет был плохоньким, скорее всего написанным местным художником, но Митя замедлил шаг, а потом и вовсе остановился. Изображенная на нем дама была одета по старушечьей моде двадцатилетней давности: глухое темное платье, кружевной чепец, из-под которого не выглядывало ни единого волоска. Лицо ее, с гладкой кожей, казалось странно молодым, словно вполне еще привлекательная дама зачем-то пыталась выдать себя за старуху. Но главное в портрете были глаза! Прозрачные, как стекло, очень-очень светлые, такие, что должны казаться невыразительными. Но не казались, выразительности в них было хоть отбавляй… так что и вовсе смотреть не хотелось. Приглядись к портрету — и эти странно живые глаза на бездарно намалеванном лице ввинтятся в твой разум, как шурупы, а уж что там внутри наделают, страшно и подумать!

— Это наша бабочная тетушка! — немедленно сообщила его спутница.

— Не-ет, это наша теточная бабушка! — бесшумно взлетевшая по лестнице вторая сестрица возникла у Мити за спиной — от простыней она уже успела избавиться.

— Мы — ее внучатые племянницы! — хором возвестили барышни, а потом лишь одна из них добавила: — Нашего покойного дедушки сестрица. Только мы ее никогда не видели.

— Ее убили, еще когда противный Петька только родился.

— Убили? — переспросил Митя: вот вам и тихие места!

— Во время крестьянских волнений. Когда предыдущий невинно убиенный государь-император повелел, чтоб мы… то есть, не мы, конечно, а еще дедушка и бабушка…

— И бабочная тетушка!

— Теточная бабушка! Чтоб они зачем-то отпустили здешних крестьян на волю и отдали им много-много кусочков от нашей земли. А им почему-то те кусочки не понравились. Хотя батюшка до сих пор не понимает, зачем нам вовсе было отдавать.

— За выкупные платежи, — пробормотал Митя. В питерских салонах весь последний год, с приходом нового государя, тоже принято иронически не понимать, для чего все реформы предыдущего императора были затеяны. Но должен же он показать глупым девчонкам, что умнее и знает больше.

— Так за это деньги полагались? — изумленным хором вопросили барышни и переглянулись. — Как думаешь, куда потом делись?

— В Европу ездили?

— Или на противного Петьку потратили!