Фабрика мертвецов

— А это кто? — поторопился вмешаться Митя, кивая на портрет напротив: там тоже была изображена старуха — на сей раз по настоящему древняя, а наряд ее относился ко временам и вовсе до французского нашествия. Только вот глаза… глаза были точно такими же: пронзительными, странными и, что скрывать… страшноватыми.

— А это уже ее бабочная тетушка! — сообщила одна из сестриц, кивая на первый портрет. Покосилась на сестру и снисходительно добавила. — Ну или теточная бабушка, ладно уж…

— А вот это тогда — бабочная тетушка теточной бабушки? — саркастически хмыкнул Митя, указывая на третий портрет: на сей раз дамы лет тридцати с нарумяненными щеками и густо напудренными по моде еще прошлого века волосами. Но глаза, глаза… они были одинаковы у всех трех портретов!

— Какой вы умный, Митя! — пропели сестрички: то ли издевались, то ли и впрямь…

— А у бабочной тетушки номер три тоже есть своя… — начал Митя и не договорил: на четвертой стене висел портрет, настолько старый, что превратился просто в почерневшую от времени доску, на которой внимательный взгляд мог различить лишь смутные контуры фигуры… но даже с него на Митю смотрели жуткие пронзительные глаза!

Ответить сестрицы не успели — совсем рядом раздался отчаянный вопль.

— Ах Боже мой! — Сестрички дружно схватились за сердце. — Бежим скорее туда, Митя!

— Нет, не бежим. — Митя едва успел подхватить сестричек под руки — те дернулись как норовистые лошадки в запряжке, едва не опрокинув его на пол.

— Но Митя, вдруг там убивают? — глядя на него глазами искренними до полного неправдоподобия, вскричала одна.

— Вдруг вы можете спасти? — подхватила вторая. — Вы же герой? Все настоящие мужчины — герои!

— Я уже спасаю. Вас. Если вы туда не пойдете, вас никто и не убьет. Сразу две спасенные барышни — да, я герой, — невозмутимо согласился Митя. «С вами я точно никуда не побегу. Тем паче на невразумительные вопли».

— Каа-акой вы! — протянули сестры даже с некоторым задумчивым уважением.

— Ая-яй! — Крик повторился снова. — Петька, дурак, пусти!

— Может, и правда убивают, — согласился Митя. — Глупость бывает убийственной.

— Петр Родионович, прекратите! — вскричал женский голос с легким «металлическим» акцентом, какой бывает у германцев, хорошо говорящих по-росски. — Если вы сейчас же не оставите сестру, я позову вашего отца!

— Вам, фройляйн Антония, не заступаться за эту дрянь надо, а смотреть за нею получше! — откликнулся раздраженный мужской голос. — Девчонку следует примерно отодрать за уши, чтоб не жадничала и не крала!

— Я ничего не крала, я только взяла вишни! Мама бы мне сама дала! — заверещала девчонка.

— Вот и следовало попросить маму, а не хватать! Совала свои пальцы во все подносы, испачкала платье, фу, толстая жадная свинья!

— Она бы не испачкала, если бы вы не кинулись отнимать! — возмущался женский голос. — И перестаньте оскорблять девочку!

— Сам свинья! Петька — хряк! — вопила девчонка. — Гость все не идет и не идет, что ж мне — голодать?

— Алевтина, замолчите, вы не лучше!

— Ах, так я же еще и виноват? Идем к отцу!

— Ая-яй-яй!

От вопля у Мити засвербело в ушах, затем раздался топот, и в зал с портретами ввалилась целая компания. Впереди широким шагом двигался молодой человек лет примерно двадцати в мундире уланского поручика. За ухо он волок пухлую девочку в розовом муслиновом платьице с рюшами, и впрямь смахивающую на упитанную свинку. За ними чуть не бегом мчалась гневная молодая дама, судя по строгому темному платью — гувернантка. Девчонка визжала, поручик грохотал сапогами по паркету, гувернантка вскрикивала… И вся безумная кавалькада вдруг остановилась с разбегу, словно налетев на невидимую стену. И замерла, уставившись на Митю под руку с двумя сестричками.

— Если бы я только знал, что заставляю ждать такую милую барышню, поверьте, я б не задержался и минуты! — глядя только на девочку, поклонился Митя.

— Э-э… — протянул поручик. Пару раз судорожно дернул рукой, как будто собирался оторвать компрометирующее ухо и быстренько спрятать от глаз гостя. В ближайшую вазочку, например. И наконец отпустил.

— Ой-яяя! — Девчонка схватилась за красное, словно раскаленное ухо ладонью… и с любопытством уставилась на Митю.

— Разрешите представить! — Сестрички дружно воспряли духом. — Наш замечательный…

— …все-все замечает…

— …внимательный…

— Очень-очень внимательный!

— Старший братец Петя! И Аля, наша маленькая…

— …но кругленькая…

— Ваша младшая сестра, — перебил их дуэт Митя. Тихонько хмыкнул: количество барышень Шабельских разрасталось. К черноволосой Зинаиде добавились не только светленькие до прозрачности Капочка и Липочка, но и рыжая как морковка, веснушчатая толстушка Алевтина.

— И наша любимая Антоничка, самая-самая лучшая! — хором пропели близнецы.

— Антония Вильгельмдоттир, — пробормотала гувернантка.

— Дмитрий Меркулов, — в очередной раз поклонился Митя — ручку для целования в этот раз ему не предложили.

— Нууу… Э-э-э… А что вы здесь… Как вы… — забормотал багровый от смущения поручик. — Все на террасе…

— Мы как раз туда и шли, — объявила одна сестричка.