Фабрика мертвецов

«Да она, сдается, дура!» — разочарованно подумал Митя. В свете недавно пришедшего понимания, что по-настоящему издеваться можно лишь над умными людьми, это разочаровывало. Оставалось надеяться, что провинциальный красавчик не вовсе глуп.

— Лидия Родионовна нравится всем губернским кавалерам! — надменно глядя на Митю, обронил Алексей.

Митя чуть не застонал от наслаждения: если бы он сам писал красавчику реплики, лучше б не было!

— Я и не сомневался, что Лидия нравится… всем губернским кавалерам.

Великое дело — тон. Слова те же самые, а смысл вовсе иной. Легчайшая акцентация в голосе, даже не презрения, а… скуки. И сразу становится понятным, что нравиться губернским кавалерам, да еще всем, может лишь совершеннейшая «мовешка»[1]. Васильковые глаза, золотые волосы — банально, господа! И снисходительный взгляд на красавчика: провинциалы всегда выбирают попроще.

«Получилось!» — Мите казалось, что от радости сердце заходится: Алексей набычился… и что ответить, не нашелся. А юноша-то не привык, когда над ним измываются, все больше сам.

Митя равнодушно отвернулся — неспешный поворот головы и подбородок чуть накренить, так профиль лучше смотрится:

— У вашего паро-кота, Зинаида…

— Не поверю, что вам и впрямь интересны мои скучные… — кажется, Лидия хотела сказать «сестры», но в последний момент спохватилась, — такие скучные материи! Скакать на паро-котах — разве это для барышни? Маменька Зинаиду все время бранит. Можно подумать, вам еще интересно как Ада крестьянских девок грамоте учит. Лучше расскажите про балы! Про петербургский высший свет, про все-все-все!

— Лидия, вы смущаете гостя! Если Дмитрий приехал из Петербурга, это вовсе не значит, что ему приходилось бывать в свете! Тем паче, он ведь причастен к полиции… — Алексей брезгливо скривился.

Что-о-о? Митя был взбешен! Его не для того сами великие князья оскорбляли, чтоб теперь сынок мелкого дворянчика, который даже про скандал вокруг отца наверняка не знает… А великие князья — это мысль.

— Алексей совершенно прав, — неожиданно спокойно согласился Митя.

Алексей расцвел. Снисходительно поглядел на втершегося в приличное общество полицейского сынка, внука городового. Пусть его отец и при чинах, но если уж ты из этих… как говорится, крапивного семени[2], уж неважно, департаментом командуешь или с шашкой на углу стоишь — знай свое место!

— Вот видите, Лидия? Если хотите, Дмитрий, я вам расскажу, как представлялся губернатору! Наверняка вам никогда не приходилось…

— Никогда, — опять согласился Митя. — Если меня им и представляли, то я был так мал, что не помню.

Алексей растянул губ в презрительной улыбке: дескать, говори-говори, пытайся спрятать за словами, кто ты есть!

— …мы с ними больше в городки да в лаун-теннис играем, — равнодушно закончил Митя.

— С губернаторами? — изумилась Лидия.

— Глупая шутка, — презрительно усмехнулся Алексей. — Можете вообразить нашего губернатора, бегающего с ракеткой?

— Так он у вас, наверное, старый, вот и не любитель, — еще равнодушнее продолжил Митя. — А у меня старший кузен и младший дядя обожают — и верхом, и плавать, и теннис. Они оба губернаторы: кузен в Калужской губернии, а дядя — в Сибири. Лидия же говорила про самый высший свет, а я в нем и не бываю почти. Это папеньку и государь принимал, и с великими князьями он близко знаком.

«Одного даже арестовал, считай, куда уж ближе».

Алексей растерянно уставился на него, а Лидия приоткрыла ротик от удивления:

— А вы? С великими князьями знакомы?

Вспоминать то «знакомство» было мерзко до комка в горле — презрительный взгляд своего ровесника Сандро ему в кошмарах являлся! Но… за тот страшный день в Яхт-клубе он заслужил хоть какой компенсации.

— Я был представлен Сандро… э-э, младшему из великих князей, Александру Михайловичу. Ну и Николай Михайловичу тоже, — внушительно сообщил он.

— Ооох! Вы зовете его Сандро! — Лидия прижала кулачки к губам и уставилась на Митю восторженным взглядом. — Какой он?

— Представлен — не значит, знаком. Мало ли в Петербурге таких… представленных, — вдруг неприязненно пробурчал Ингвар.

— Ах, что вы понимаете! Мы-то тут великих князей не видим! И ничего не видим! Я даже выезжать еще не начала, а ведь мне уже семнадцать. Маменька еще опрошлогодь обещалась меня вывозить, а папенька вдруг решил, что я должна дождаться Зинку и Адку, — в голосе Лидии звучала глубочайшая обида.

— Я говорила маменьке, что вовсе не хочу выезжать в свет, — сухо бросила Ада.

— Меня балы тоже не слишком интересуют. А вот на гонки автоматонов хотелось бы поглядеть! — бодро объявила Зина.

— Вот и сидели бы обе дома! Из-за вас двоих мне даже туалетов не нашьют!

«Туалетов шить больше, зато приемов давать меньше. У господина Шабельского, сдается, с деньгами худо — иначе не пришлось бы выводить дочек в свет… оптом! — весело подумал Митя. — А ведь если я тут останусь… мне на этих приемах бывать». Стало грустно и злобно как-то.

— Даже по дебютному платью для каждой в Петербурге сшить весьма недешево, — вслух посочувствовал он.

— Но… мы будем шить тут, в Екатеринославе.