Фанаты. Сберегая счастье

— Всегда таким был, — кивает Сапфира. — Упёртым, но безотказным. То в тайгу какую-нибудь согласится с концертами ехать и поёт там среди палаток до усрачки, то подпишется на пятьдесят концертов в месяц по комсомольской линии. Здоровый был, чертяка, хоть паши на нём. Ну Росконцерт и пахал как мог. Да все мы были здоровые, весёлые, сейчас даже не верится. А теперь вон, Сева хромает, у меня спина болит. Диск межпозвонковый стёрся, понимаешь? И сделать ничего нельзя.

— Понимаю, — кивает Сашка, и от доверительности Сапфиры становится как-то теплей на душе. — Сделать-то можно, два позвонка соединяют, остатки диска убирают, и болеть перестаёт.

— Но нужна операция под наркозом, несколько часов. А лет нам уже столько, что…

— Что риск неоправданный, — кивает Сашка. — Особенно, если есть сопутствующие заболевания.

— Например, диабет.

— И у вас тоже?

— А у кого ещё? Ах, да, Севушка же. Он мне говорил. Ты же Саша?

У Сашки глаза на лоб лезут. Ещё бы такие люди, как Сапфира Михайловна, запоминали каких-то там чужих девочек-поклонниц и чужие болячки? Туманов, например, точно не запомнил бы детали чьей-то жизни, кроме своей.

— Он про тебя рассказывал. Вот сейчас, пока за кулисами стояли.

Глаза уже не на лбу, а где-то в районе затылка. Сашка вышла в зал за пять минут до начала репетиции. А он, оказывается, уже Сапфиру встретил и все новости ей изложил. За те пять лет, что они не виделись.

— На последнем припеве спускаемся в зал, — командует режиссёр. — Лестница перед вами. Всеволод Алексеевич, вы проходите через зал под фанфары «Песни года» и объявление ведущих, блогеры выстраиваются перед сценой и аплодируют.

— А без лестницы никак? — шипит Сашка. — Нашли самого молодого. Тут темно, как в заднице, сейчас оступится и…

— Да бог с тобой, детка. Это же сцена, Севушка в свой родной стихии. Посмотри, он даже не хромает. А за кулисами хромал. Сцена лечит любые болячки.

Сашка косится на Сапфиру, тяжко вздыхает, но замолкает. Не рассказывать же, как однажды на съёмках он едва не свалился с вашей волшебно-святой сцены.

— Вот, посмотри, как вальяжно он идёт! С каким чувством собственного достоинства, — ухмыляется Сапфира. — А я помню нашу первую «Песню года». Знаешь, как он волновался за кулисами? Как радовался, что его пригласили. По-моему, даже текст песни забыл от волнения, ему дирижёр подсказывал. Тогда ведь с настоящим оркестром выступали, живьём. Не как сейчас, когда оркестра или нет, или он делает вид, что играет, чужой фанере подыгрывает. Не помню, что пел Севушка. Я пела «Лебедей», у меня ещё платье такое было, белое с летящими рукавами, и ободок красный в волосах. А у Севы пиджак тёмно-бордовый, вельветовый. Где-то по большому блату достал, в «Берёзке», что ли. Очень его берёг, только на ответственные концерты надевал.

— Так он бордовый был? — удивляется Сашка. — А я думала, чёрный. Я же только записи видела, чёрно-белые.

— Бордовый. И бабочка бордовая. Такой был красивый мальчик, — мечтательно вздыхает Сапфира.

И Сашка вдруг понимает, что они знают друг друга целую жизнь. Сапфира помнит Туманова стройным мальчиком, который волновался перед выступлением и боялся испортить дорогой пиджак. А теперь видит его прихрамывающим стариком, у которого разных пиджаков завались, кому они теперь нужны, пиджаки-то. А он, наверное, помнит Сапфиру тоненькой девочкой в летящем белом платье, поющей «Лебедей». И Сашку завораживает сама мысль, что можно полвека прошагать бок о бок. Они не друзья, нет, и, если Сашка правильно помнит, совместных фотографий с Сапфирой крайне мало, она изредка бывала на его концертах, он изредка на её. Но всё равно встречались на съёмках, на фестивалях, и вот в итоге встретились на «Песне года», две легенды, два уцелевших динозавра в толпе юных дарований. И у них есть огромное общее прошлое и целый ворох воспоминаний.

— Он даже пытался за мной ухаживать, — вдруг сообщает Сапфира. — Не подумай, ничего такого. Он всем артисткам знаки внимания оказывал, без намёка на продолжение. Такой смешной, такой трогательный был. Мы на совместные гастроли поехали, то ли на Кубань, то ли на Дон, не помню уже. И он мне после концерта цветы приносил в номер. Как будто у меня своих мало. Ужинать в ресторан водил. А в какой-то гостинице оказалось, что в моём номере отопление не работает, что-то там с трубами. Причём поняла я это ночью, проснувшись в лютой холодине. Что делать, кому жаловаться? Пошла к администратору, а она говорит, что свободных номеров нет, и сделать ничего нельзя. Злая иду обратно, а в коридоре Сева, он только возвращался в свой номер с какой-то гулянки. То ли друзья у него в том городе были, то ли поклонницы, поди его разбери. Ты чего, говорит. Ну я рассказываю ему про отопление. И он, ни секунды не сомневаясь, предлагает номерами поменяться. С ума, говорю, сошёл. Ты ещё бронхит свой не долечил, опять простудишься.