— В советское время так и было, — кивает он с набитым ртом. — И даже в девяностые было, хотя состав артистов сильно поменялся. А сейчас артистов-то почти не осталось, Саша. Теперь либо звёзды, либо медиа-персоны. Какими новостями мне с ними обмениваться?
— Тук-тук-тук, к вам можно? — раздаётся преувеличенно весёлый женский голос.
И дверь тут же открывается. На пороге дама лет пятидесяти, ухоженная, в меховой жилетке, обтягивающих брюках и кепке, кокетливо сдвинутой на бок. Улыбается голливудской улыбкой и держит прямо перед собой телефон — снимает. Сашка подаётся вперёд, намереваясь прекратить съёмку. Ещё им тут журналистов не хватало. И что снимать? Как Туманов жуёт?
— Анечка! — восторженно восклицает Туманов и привстаёт. — Сколько лет! Ты всё так же прекрасна!
Сашка возвращается на своё место. «Анечка»? Ну ладно. В искренность его восторга она не поверила, но хотя бы понятно, что Анечка не журналист, которого надо выгонять из гримёрки.
— А мы продолжаем репортаж из закулисья самого главного музыкального фестиваля, нашей любимой «Песни года», — тараторит дама. — И сейчас мы в гримёрке самого Всеволода Туманова! Севушка, что ты можешь сказать нашим подписчикам?
Что в гробу он видел ваши соцсети и ваших подписчиков, мрачно думает Сашка. Ну хоть предупредила бы заранее! Кого другого Туманов за такие фокусы в два счёта из гримёрки бы выставил. Но, видимо, «Анечка» какой-то очень влиятельный персонаж, потому что Всеволод Алексеевич мгновенно собирается — откладывает в сторону бутерброд, приосанивается и надевает маску «добрый дедушка Мороз», она же «сценический Туманов». И улыбка до ушей, и голос мягкий, вкрадчивый.
— Что можно сказать в такой волшебный вечер? Только прочитать стихи! Например, моего любимого Шекспира!
Ик… Вот так можно и поверить, что между концертами он Шекспира читает. В подлиннике. А не материт судью, назначившего пенальти «Динамо».
— Ты музыка, но звукам музыкальным ты внемлешь с непонятною тоской, — начинает Туманов.
Сашка мрачно наблюдает. Стихотворение даже она знает наизусть, этот сонет Шекспира он, вероятно, ещё в институте выучил, и с тех пор исправно читает, когда надо блеснуть интеллектом. Нет, Сашка его в целом понимает. Какой смысл сейчас напрягаться и что-то на ходу придумывать для подписчиков неизвестной тётки? Говорить какие-то банальные слова про счастье в новом году. Проще стих прочитать. Другой вопрос, что на его месте Сашка просто послала бы и тётку, и её подписчиков.
— И на этом всё, — Туманов наклоняет голову, делая театральный жест рукой. — Спасибо за внимание!
— Спасибо, Севушка! А мы побежали дальше, нас ждут ещё сотни звёзд! Не отключайтесь!
За дамой захлопывается дверь, оставляя в комнате запах духов. К счастью, не слишком резкий.
— Ну вот, забили! — констатирует Всеволод Алексеевич, щурясь в экранчик. — Всё самое интересное пропустил!
— Я вам перемотаю. Дайте сюда.
— Так прямой же эфир.
— Трансляция. Потом нагоним.
Сашка уже даже не удивляется, как быстро он снял маску и снова сосредоточился на футболе. Перематывает ему эфир, находит момент, когда нашим забили гол.
— Вот, смотрите. А кто это был-то?
— Где? А, Анечка? Подруга организатора всего этого действа.
— Хм. А кто она?
— Я же сказал, подруга. Погоди, сейчас бить будут. Да кто ж так ворота защищает! Да что ж ты столбом стоишь-то!!!
Сашка смотрит на него, увлечённого игрой, и думает, не правильнее ли было бы ездить в Москву не на концерты, а на важные футбольные матчи. И нагрузка меньше, и удовольствия больше.
Их зовут на сцену через пять минут, и Сашка клятвенно обещает, что трансляция сохранится, и он всё досмотрит. Провожает Туманова до сцены, и пока они идут по коридору, понимает, что с ним почти никто не здоровается. Молодёжь его и правда не знает. Несколько человек среднего возраста поздоровались, какой-то мужик руку пожал, обнял, хотел что-то сказать, но Всеволод Алексеевич замахал на него, мол, на сцену опаздываю, всё потом.
Обе его песни Сашка слушает из кулис, наблюдает за его выступлением сбоку. Всё нормально, всё ровненько. Вышел, не забыв нацепить маску благодушия, спел, поклонился. Цветы никто из зала не подарил, да и слава богу, ещё пришлось бы за ними тянуться. Начал вторую песню. Какой всё-таки неуютный зал, расстояния от сцены огромные. Дворец спорта рассчитан явно не на концерты. Интересно, что видно зрителям балконов? Крошечную точку, которая двигается по сцене? А что им слышно? В спорткомплексе акустика должна быть отвратительная. И за что, спрашивается, люди платили деньги? За возможность поморозить жопу на трибунах и потом сказать, что видели живьём всех артистов?
— Отстрелялись, Сашенька, — он уже за кулисами, с дипломом фестиваля и какой-то статуэткой. — Пошли в гримёрку, финала ждать. Ты же мне включишь игру, да? С того места, где остановились?
Сашка кивает, уже ничему не удивляясь.