Фантомный бес

Размышлял он об этом полгода, если не больше. Он знал, что где-то в России находятся его брат Бела и двоюродная сестра Стефания, жена биолога Эрвина Бауэра. Полные энтузиазма, несколько лет назад они, убежденные коммунисты, уехали в страну социализма — строить новый мир. И словно пропали. Писем они не присылали. Никаких сведений о них он не имел. Россия! Нечто вроде бескрайнего омута. Да и поймут ли в этой загадочной стране «урановые» мысли Лео Силарда? За последние годы многое судорожно изменилось, мало кто оставался на месте, и он вдруг увидел, что почти все известные ему молодые физики и математики находят себе работу на Восточном побережье США. Там, в частности, собрался почти весь цвет ядерной физики. Ене Вигнер и Эде Теллер давно уже в Принстоне. Вот и Нильс Бор туда поехал. Надолго ли? Как он будет без своего Копенгагена, где у него целая школа? А тут выяснилось, что виртуоз ядерных превращений Энрико Ферми тоже не выдержал атмосферы фашизма и вместе со своей очаровательной женою Лаурой и детьми бежал из Рима — через Стокгольм, где шведский король вручил ему Нобелевскую медаль. Сразу после этого Энрико отправился за океан, но не в Принстон, а в Колумбийский университет, где ему предложили кафедру.

«Вот и мне туда бы, в Нью-Йорк! Поближе к умнице Энрико. Уверен, рано или поздно этот чудесный парень поймет и оценит мои с виду дурацкие фантазии». Недолго думая, Лео отправил свое досье именно в Колумбийский университет. Ответ пришел быстро: его охотно примут на место приглашенного профессора. «Прекрасно, — подумал Силард. — И от дорогого учителя Эйнштейна не столь уж далеко».

Похоже, Силард от природы был неудачником. Оценить взрывную силу его идей никто так и не смог. Лекции он читал блестяще. Но этого ему было мало. Мысли его витали в других пространствах. Однако финансировать его эксперименты и в Америке никто не собирался. Он мог бы приняться за старое — начать изобретать что-нибудь такое, что даст начальный капитал для серии опытов. Но даже кожей он чувствовал, что подобная суета отвлечет его мозг и перепутает его ритмы. А подобной шизофрении он никак не хотел. И тут он сообразил, что знает другого изобретателя, удачливого и богатого. И он пошел к некоему Бенджамину Лейбовицу просить взаймы денег на опыты с ураном.

— Сколько? — спросил Лейбовиц.

— Полагаю, двух тысяч долларов для начала было бы достаточно, — ответил Силард.

— Для начала? — усмехнулся Лейбовиц и вынул чековую книжку.

Так иногда бывает. Незначительное с виду событие, ничтожная сумма, а руль истории резко повернулся в новом направлении.

Силард пригласил в помощники талантливого парня, умелого экспериментатора Уолтера Зинна, недавно приехавшего из Канады и не чуравшегося никакой работы. Уже в начале марта 1939 года в подвальной лаборатории Колумбийского университета они провели успешный опыт по расщеплению урана. Им, первым на планете Земля, стало ясно, что цепная ядерная реакция с размножением нейтронов — реальность.

Они слушали стук осциллографа, смотрели на вспыхивающие на экране пятнышки. Их сердца тревожно стучали почти в том же ритме. Вторичные нейтроны! Это они. Сомнений нет… Физики поняли, что мир перевернулся. Или почти перевернулся.

Поздним вечером, когда установка была уже выключена, Силард позвонил в Вашингтон Теллеру. Тридцатилетний Эде, которого Силард помнил еще мальчишкой в Будапеште, в этот момент сидел за фортепиано и разыгрывал со своим приятелем-скрипачом дуэт Моцарта. Телефонный звонок оборвал божественную музыку в скромном исполнении двух не слишком умелых, но увлеченных любителей. Лео Силард произнес по-венгерски одно предложение: «Я нашел нейтроны». И повесил трубку.

— Что-то случилось? — спросил скрипач у внезапно замолкшего Теллера.

Но тот долго не мог ничего сказать.

А уже к лету Силарду удалось наконец зазвать к себе в напарники самого Энрико Ферми. Итальянский гений наконец проснулся. Удивительно, но ему самому пару месяцев назад закралась в голову мысль о том, что при делении ядра урана следует ожидать вылета быстрых нейтронов в большем количестве, нежели число поглощенных. Разве это не путь к той реакции, о которой не раз толковал ему искрометный чудак Лео Силард? Но чтобы реакция была устойчивой, нейтроны эти надо замедлить. А кто в деле замедления собаку съел? Ведь он, Энрико Ферми, фактически за это в Стокгольме премию получил.

И тут как-то подходит к нему Лео и невинным голосом сообщает, что первичную реакцию получения нейтронов он уже осуществил. Энрико несколько секунд пережевывал эту новость, а затем глаза его вспыхнули. Он протянул венгру руку и сказал;

— Дорогой друг, по всему выходит, что атомный котел нам придется строить вместе.

— Именно на это я и надеюсь, — отвечал Силард.