Фантомный бес

Неумолкаемый хор историков, воспитанных во лжи и ею насквозь пропитанных, судорожно кричат до сей поры: «Нет! Нет! Ни в коем случае не собирался. А на нацистскую Германию — особенно не собирался». Но почему вдруг так? (В скобках можно заметить: Гитлер — циничный политик, откровенный бандит, душитель свобод и живых людей, создатель лагерей смерти. Как же можно подобное терпеть? Разве это постыдно — напасть на бандита, вырвать у него жало, чтобы спасти людей в той же Германии, уберечь целые народы вокруг? Человек смелый, сильный обязан был так поступить и, следовательно, должен был подготовиться, напасть и обезвредить агрессора, грозящего Европе войной. Малой превентивной войной можно было бы предотвратить бойню мирового масштаба. Человек трусливый и подлый предпочитал отсидеться в стороне. До поры до времени, разумеется. Дескать, пусть они там передерутся до взаимного изнеможения. Вот тогда мы подумаем, а не вступить ли нам?)

Повторим: что значит, не собирался? Забыл призывы начала 20-х «Даешь Варшаву! Даешь Берлин»? Как же, забыл! Так мы и поверили! И двух десятилетий не прошло. Что, большевики изменили своим взглядам? Отбросили мечты о мировой революции? Распустили Коминтерн? Нет, не распустили, хотя Интернационал несколько изменился за двадцать лет. Впрочем, и Россия была уже не та. Два десятилетия она судорожно вооружалась. Все средства голодной страны были брошены на будущую войну. Прежде всего в этом был смысл поспешной индустриализации. Сталину не приходило в голову выпускать в достаточных количествах автомобили для народа. Зато в большом количестве строились военные самолеты. Обучались миллионы парашютистов. Вместо лихой конницы времен Буденного были сформированы гигантские танковые корпуса. Дотошные историки до сих пор спорят, сколько у Сталина было танков — двадцать шесть тысяч или тридцать. В любом случае это вдвое больше, чем у остальных стран, вместе взятых. Да, было много устаревших моделей. Но было несколько тысяч новейших, каких не было у Гитлера, не было ни у кого. Для чего эти танки? Защищать мирную жизнь голодных и запуганных советских людей? Однако для защиты лучше подходят оборонительные линии. Но единственную линию на старой советской границе (существовавшей до вторжения в Польшу) Сталин приказал взорвать. Надежные бетонные бункеры, строившиеся годами, были уничтожены в несколько дней. На это дело не пожалели тысячи тонн взрывчатки. Зачем разрушали? Историки до сей поры ответа дать не могут. Но ответ прост. Сталин — самоуверенный безумец. Он считал, что его вооруженные силы сильнейшие в мире. Что на него никто не рискнет напасть. Так кому нужна какая-то допотопная оборонительная линия? К 41-му году русская равнина на западе была открыта. Ни одного блиндажа не осталось. Зато он, Сталин, со своими десятками тысяч танков может напасть на кого пожелает. «Социализм в отдельно взятой стране» — это был лозунг маскировки (пока страна была слаба).

А больше всего Сталину хотелось в Европу. И он начал сосредоточивать миллионы солдат и тысячи танков на западной границе — чтобы выбрать момент и двинуть. Страшновато, конечно. Желательно дождаться, когда немцы окончательно завязнут на западе и заметно ослабеют. Вот тогда и совершить решительный бросок. Для начала хотя бы до Рейна. А уж вторым накатом до Атлантического побережья. «Освобожденные» народы Европы, ликуя, строят социализм. Никаких отдельно взятых стран. Все вместе. Дело Ленина не погибло!

Письма Сталину и Литвинову

Прежде чем приняться за письмо, Эйнштейн трижды глубоко вздохнул. Лишь после этого он придвинул лист и взялся за перо:

«Господину Иосифу Сталину,

Москва, СССР, 18 мая 1938 г.

Глубокоуважаемый господин Сталин!

За последнее время мне стали известны несколько случаев, когда ученые, приглашенные на работу в Россию, обвиняются там в тяжких проступках, — речь идет о людях, которые в человеческом плане пользуются полным доверием у своих коллег за границей. Я понимаю, что в кризисные и неспокойные времена случается так, что подозрение может пасть на невинных и достойных людей. Но я убежден в том, что как с общечеловеческой точки зрения, так и в интересах успешного строительства новой России важно, чтобы по отношению к людям редкостных способностей и редкостных творческих сил обращались с исключительной осторожностью. В этом плане я очень прошу Вас обратить внимание на дела, возбужденные против доктора Александра Вайсберга, биолога Эрвина Бауэра и его жены Стефании, физика Хоутерманса…»

Ответа на это письмо Эйнштейн не получил.

Эрвин и Стефания Бауэр были приговорены к расстрелу и погибли в один день 3 января 1938 года. Фриц Нетер, талантливый брат гениальной Эмми Нетер, с 1933 года был профессором математики в Томском университете. Приехал он в СССР с мечтою строить свободное общество рабочих и крестьян. В конце 1937-го он был приговорен к двадцати пяти годам как «немецкий шпион».

«Господину Народному Комиссару

Литвинову, Москва, СССР,

28 апреля 1938 г.

Глубокоуважаемый господин Литвинов!