Фантомный бес

— Не может быть!

— Кто такой Ежов, слышали? А Леву вскоре тоже посадили.

— Постой, — взволнованно воскликнул Рудольф. — Я сейчас вспомнил ужас Теллера, когда он об этом узнал. Ведь Лев Ландау был не просто его друг. Он подсказал ему ряд решающих идей. Они очень тесно тогда сошлись в Копенгагене. Задумывали вместе великую теорию. И вдруг — тюрьма… Эдвард носился сам не свой, бормотал что-то гневное, но чем помочь, не знал.

— И что дальше? — спросил Клаус.

— Да мало хорошего. Жора Гамов из аристократического рода, генералы там, митрополиты. Его, потомственного дворянина, должны были арестовать первым. Но он не стал дожидаться и сбежал. Выехал на конференцию и не вернулся. На родине его тут же объявили предателем. Сейчас он где-то в Америке. Дима Иваненко как-то посерел, поскучнел и замолк. А Витя ушел в астрономию. Там тише. Сидишь в дальней обсерватории, смотришь по ночам на звезды, а жуткий, страшный мир где-то в стороне…

— Теперь вижу, — вздохнул Рудольф. — Складывалась чудо-школа. Теоретическая физика своего, особого направления. Все молоды, смелы. Квантовать гравитацию! Хо! Не сложилось. Жаль.

— Этого гада Ежова, кстати, давно сняли и расстреляли. Может, теперь что изменится? Трудно сказать. Знаю только, что сегодня моя родина в опасности. Клаус, вы же человек левых взглядов. Вы же за рабочих! Помогайте! Стране рабочих и крестьян. Даже если там где-то во власти затесались гады, это ведь временно.

— Да, да, понимаю, — пробормотал Фукс.

— Что-то там у вас в России слишком часто убивают хороших людей, — сказал Пайерлс. — Отчего это, Жениа?

— Да, случается. — Лицо ее погрустнело. — Вот и брата моего Леню… Помнишь, я тебе рассказывала? Чудесный парень. Он был поэт. И какой! Сам Сергей Есенин ставил его наравне с собою.

— Убили поэта? — осторожно спросил Клаус. — За что?

— Это было давно. Он верил в Керенского. В демократическую Россию. А когда речистого, но незадачливого Керенского свергли, Леня решил, что спасти дело можно только террором. Он был храбрый. Азартный. И глупый. Взял и выстрелил в одного из большевистских вождей, полагая его узурпатором и злодеем.

— О, молодость! Кто из нас в юности не болел этим? Только самые вялые или трусливые.

— Я помню многие его строки. Иные врезались, словно на камне нацарапаны. Ну, вот, скажем… Хотите послушать? Отрывок…

— Да, да, хотим, — сказали оба хором.

— Времен Февральской революции. Разгар русской свободы.

— Интересно, — сказал Фукс.

— Вот, слушайте:

На солнце, сверкая штыками —

Пехота. За ней, в глубине, —

Донцы-казаки. Пред полками —

Керенский на белом коне…

Голос ее окреп, она подняла подбородок.

На битву! — и бесы отпрянут,

И сквозь потемневшую твердь

Архангелы с завистью глянут

На нашу веселую смерть…

— Поразительно, — прошептал Клаус Фукс. — А я об этом вашем Керенском ничего толком и не знаю.

— Жен, какая ты у меня умница! — сказал Рудольф Пайерлс.

Он так и не научился выговаривать «Женя», но и не говорил «Джен», понимая, что жена у него русская. Он произносил что-то вроде «Джениа» или сокращенно-ласково — «Жен».

После этого разговора Клаус Фукс вспомнил, что в Германии он как-никак был коммунистом. Еще сопливым, но все же… Идет война. Жестокая битва не на жизнь, а на смерть. А с кем он? А еще он почувствовал, что по-мальчишески влюбился в Женю, жену его друга и начальника. Конечно, ни ей, ни Руди он ни слова не скажет. И даже взглядом себя не выдаст. Он не знал, что он может сделать доброго для этой чудесной женщины, но сообразил, что может сделать для ее родины. Несколько дней он провел в тяжких раздумьях, а потом принял решение. Атомные секреты не должны стать достоянием лишь Англии и Америки. Россия тоже включилась в смертельную схватку с бандитом Гитлером. Что бы там ни было, но она тоже имеет право быть в курсе о сверхоружии. Ведь все мы члены одного военного союза. Он осторожно начал искать связь с Советским посольством. Один надежный знакомый, британский коммунист, не скрывавший своих левых взглядов, свел его с двумя людьми из России. Ими оказались русские агенты Семен Кремер и Урсула Кучинская. Они смотрели на молодого физика с нескрываемым интересом. Потолковав с ним, они недолго размышляли и согласились передать некоторые секретные технические сведения в Москву. «Что ж, это смертельная игра, — подумал Фукс. — Но и веселая. Как там у поэта, брата этой милой Жени — “Зависть к веселой смерти”? Сказано сильно».

Своему начальнику Пайерлсу о своих новых контактах Клаус Фукс не сказал ни слова.

«Манхэттен»