Таким образом, если либеральные институты не могут осуществить перераспределения власти ни в каком виде, ни в одной стране мира народные движения не станут более их поддерживать. На северо-западе Европы правительства под давлением народа все же соглашались на создание демократических институтов и на некоторое перераспределение ресурсов. От новой республики большинство испанцев ждало реформ. Однако старый режим здесь не пострадал в кризис, но и не был реформирован и в целом не испытывал на себе давления: прежнего руководителя страны просто неожиданно свергли, не более того. Но, когда поутихли волнения, оказалось, что исполнительная власть по-прежнему находится в руках того же самого «старого режима», а кроме того, и в парламенте осталось немало «касиков». Ожидания у участников народных движений, политиков-центристов и чиновников старого режима разнились. Республиканские законодатели вскоре обнаружили, что исполнительная власть (которую поддерживали правые) не приводит в исполнение их законы. В результате реформистское крыло начало леветь; другие центристы, увидев, какую угрозу представляет народное давление для общественного порядка, всерьез обеспокоились. Центристы, чьи неопределившиеся избиратели решали исход выборов, начали делать двойственные заявления, призывая одновременно к реформам и к стабильности. Если бы исполнительная и законодательная власть оказалась в руках правоцентристского альянса, это привело бы к протестам левых; если бы оба «куска государства» оказались в руках левых — восстали бы правые. А если бы каждой стороне досталась определенная часть властной структуры, то страна бы погрузилась в хаос. К несчастью, в стране воплотились все три сценария, причем ее бросало от одного к другому.
Каковы бы ни были просчеты руководителей республики (их мы перечислим позже), все же в одном ей удалось добиться определенного успеха. Классовый конфликт в Каталонии пошел на спад, наниматели согласились на примирение с рабочими, а церковь примирилась со светским модернизмом. Региональная ассамблея в Каталонии, в отличие от парламента в Мадриде, на два лагеря не раскололась; начиная с 1933 г. региональное правительство формировалось из левоцентристов (партия «Эскуэрра»), а консервативная «Лига» выступала в роли лояльной оппозиции (Molas, 1973: 344–348; Barrull Pelegn, 1986: 342–345). Здесь центр держал позицию, договариваясь с Мадридом об автономии; договоренности дрогнули лишь тогда, когда в 1934 г. парламент в Мадриде стал интегралистским, правым и взял курс на централизацию страны. Количество анархистов сократилось вдвое. Действительно, землевладельцы направили в Мадрид петицию с жалобой на проводимые левой «Эскуэррой» реформы аренды сельской земли, а промышленники и церковь в регионе спустя два года, в 1936 г., поддержали Франко. Но все же, будучи предоставлена сама себе, а также благодаря доброй воле Мадрида, Каталония была уступчива. В наиболее развитом регионе Испании, вследствие этого раздираемом классовыми противоречиями, пробовали внедрять либерально-демократическую практику. Баскский регион отличался тем же: здесь церковь была достаточно либеральна, а правящая консервативная Баскская националистическая партия в 1936 г. объявила регион республикой. Для этих двух регионов было очевидно, что левоцентристский альянс в Мадриде предоставил бы им более широкие права, нежели правление правых интегралистов. Тут мы впервые видим перекос: традиционно за более широкую автономию выступали не правые, а левые. В результате удалось разрядить обстановку и снизить вероятность перерастания межэтнических распрей в более серьезный конфликт.