К полудню Цетег был готов выслушать свидетелей, чей вид вызвал настоящий шок. Ификрат и его компаньоны выбрали жертв, которые могли с полной наглядностью продемонстрировать трагедию и вызвать жалость к себе. Особенно всех потряс мужчина, который не мог сам давать показания. Гибрида срезал большую часть его лица и вырвал ему язык. Но его жена говорить могла. Она была полна ненависти, и ее показания оказались убийственны. Цетег сидел, позеленев и чувствуя, как весь покрылся потом, пока слушал ее и глядел на ее бедного мужа. Когда женщина закончила давать показания, он отложил слушание на день, моля богов позволить ему добраться до дома, прежде чем его вырвет.
Но Гибрида все-таки попытался оставить последнее слово за собой. Он схватил Цезаря за руку и задержал его.
– Где ты набрал этих несчастных? – спросил он со страдальческим замешательством на лице. – Тебе пришлось, должно быть, прочесать весь Рим! Но, знаешь, у тебя ничего не получится. В конце концов, кто они такие? Горстка подлых неудачников! Вот и все! Просто горстка неудачников, желающих вытрясти изрядную сумму из римлянина, вместо того чтобы жить на мелкие подаяния греков!
– Горстка?! – рявкнул что есть силы Цезарь, заставив замолчать уже расходившуюся толпу, так что многие остановились и обернулись, чтобы послушать. – Всего-то? Я говорю тебе, Гай Антоний Гибрида: даже одного будет слишком много! Только одного! Только одного мужчины, или женщины, или ребенка, у которого украдены юность и красота, – и этого уже слишком много! Уходи! Иди домой!
Гай Антоний Гибрида отправился домой, с удивлением заметив, что его адвокаты не захотели сопровождать его. Даже родной брат придумал повод покинуть его. Но шел он не один. Рядом с ним семенил маленький, пухлый человечек, который за полтора года, с тех пор как он стал сенатором, успел втереться в доверие. Этого человечка звали Гай Элий Стайен, и ему требовались могущественные союзники. Он хотел бесплатно кормиться за чужим столом и очень-очень хотел денег. В прошлом году он захапал часть денег Помпея, когда был квестором Мамерка, и подстрекал к мятежу – о нет, не к грозному, кровавому мятежу! И все прошло отлично, и никто ничего не заподозрил.
– Ты проиграешь, – сказал он Гибриде, когда они вошли в его изящный особняк на Палатине.
Гибрида не был расположен к спору.
– Знаю.
– А разве плохо было бы выиграть? – мечтательно спросил Стайен. – А потом тратить две тысячи талантов – награду за победу.
– Мне еще надо найти две тысячи талантов, которые обанкротят меня на многие годы.
– Не обязательно, – заговорщическим тоном заметил Стайен.
Он сел в кресло для клиентов и огляделся.
– У тебя осталось еще немного хиосского вина? – поинтересовался он.
Гибрида отошел к пристенному столику, налил два бокала неразбавленного вина из кувшина, передал один гостю и сел. Выпил жадно, до дна, затем посмотрел на Стайена.
– У тебя что-то есть на уме, – сказал он. – Выкладывай.
– Две тысячи талантов – огромная сумма. Но и тысяча – тоже неплохо.
– Это правда. – Маленький рот растянулся, толстые губы обнажили мелкие белые зубы Гибриды. – Я не дурак, Стайен! Если я соглашусь разделить с тобой поровну две тысячи талантов, ты гарантируешь мое оправдание. Так?
– Так.
– Тогда я согласен. Ты меня вытаскиваешь – и тысяча твоя.
– Это же просто, – задумчиво промолвил Стайен. – Конечно, за это ты должен благодарить Суллу. Но так как он мертв, ему будет безразлично, если ты поблагодаришь меня вместо него.
– Перестань меня мучить и говори!
– Ах да! Я и забыл, что ты предпочитаешь мучить других.
Как многие маленькие люди, Стайен не мог скрыть удовольствия от сознания своей сиюминутной власти, даже если это означало, что, когда дело закончится, придет конец и его дружбе с Гибридой, какой бы успешной ни оказалась его хитрость. Но ему было все равно. Тысяча талантов – достаточная награда. В любом случае, зачем ему дружба такого негодяя, как Гибрида?
– Говори, Стайен, или уходи!
–
– Ну и что?
– Изначальная функция народных трибунов. Единственная, которую Сулла не отнял у них, – защищать плебея от преследований.
–
– А могли бы.
– Только не Сициний! Сициний – никогда! Необходимо всего одно вето в коллегии – и прочие девять плебейских трибунов бессильны. Сициний не потерпит этого, Стайен. Он отвратительный, но не берет взяток.
– Сициния не любят все его девять коллег, – повеселел Стайен. – Он всех жутко утомил. К тому же он лишил остальных возможности блистать на Форуме! Можно сказать, надоел он им до смерти. Не далее как позавчера я слышал, что двое из них грозились скинуть его с Тарпейской скалы, если он не заткнется и не перестанет говорить о восстановлении их прав.
– Ты хочешь сказать, что Сициния можно запугать?