– Суду и судье, которого ты назначишь, я представлю показания восьми жертв и свидетелей жестокости. Шестеро из них – жители Феспии, Элевсина и Орхомена. Двое живут в Риме. Один – вольноотпущенник. Еще один – сириец по национальности.
– Почему показания будут давать римляне, адвокат?
– Чтобы подтвердить суду, что Гай Антоний Гибрида продолжает истязать людей,
Два часа спустя Варрон Лукулл принял иск и залог от греков. Гаю Антонию Гибриде было велено явиться в суд утром следующего дня, чтобы ответить на обвинение. После этого Варрон Лукулл назначил судью. Публий Корнелий Цетег. Сделав каменное лицо, Цезарь внутренне возликовал. Блестяще! Судья очень богат, и Цезарь крепко понадеялся на то, что его нельзя купить. Это был человек культурный и такой утонченный, что плакал, когда умирала рыбка в аквариуме или любимая собачка. Человек, который покрывал голову тогой, чтобы не видеть, как отрубают голову цыпленку на базаре. И главное, этот человек не любил Антониев. Посчитает ли Цетег, что коллегу-сенатора следует защитить любой ценой, что бы он ни совершил? Нет! Кто угодно, только не Цетег! В конце концов, для обвиняемого не возникает риска потерять римское гражданство или быть сосланным. Это гражданское дело, и ставка – только деньги.
Весть быстро разлетелась по Римскому форуму. При появлении Цезаря у трибунала претора по делам иноземцев немедленно собралась толпа. По мере того как Цезарь вызывал все больший интерес, перечисляя увечья, нанесенные Гибридой своим жертвам, толпа росла, с нетерпением ожидая завтрашнего слушания: неужели действительно можно будет увидеть такие ужасы – мужчину с содранной кожей и женщину, у которой так вырезаны внутренние половые органы, что она даже мочиться как полагается не в состоянии?
О суде уже знали дома, как Цезарь понял по выражению лица матери.
– Что за новость я услышала? – сердито спросила Аврелия. – Ты выдвинул обвинение против Гая Антония Гибриды? Это невозможно! Кровное родство!
– Нет никакого кровного родства между Гибридой и мной, мама.
– Его племянники – твои братья!
– Они – дети его брата, а кровная связь – через их мать.
– Ты не можешь так поступить с Юлией!
– Мне не нравится впутываться в семейные дела, мама, но Юлия с этим делом не связана.
– Юлии Цезари соединились с Антониями через брак! Это веская причина!
– Нет, это не причина! И Юлии Цезари поступили глупо, связавшись с Антониями! Антонии – невоспитанные и никудышные люди! Я бы не позволил ни одной Юлии из нашей семьи выйти замуж за кого-нибудь из Антониев! – сказал Цезарь и отвернулся.
– Откажись, Цезарь, пожалуйста! Тебя проклянут!
– Не откажусь.
В результате этого столкновения обед прошел в молчании. Не в силах бороться с двумя такими железными оппонентами, как ее муж и свекровь, Циннилла убежала в детскую, как только смогла, сославшись на то, что у ребенка колики, режутся зубки, сыпь и все прочие детские болезни, какие она могла припомнить. Остались Цезарь – с гордым видом – и Аврелия, тоже с гордым видом.
Нашлись люди, которые не одобряли его поступок, но Цезарь решил создать прецедент, взявшись за подобное дело.
Конечно, Гибрида не мог проигнорировать вызов в суд, поэтому он ждал у трибунала претора по делам иноземцев со свитой из знаменитых лиц, включая Квинта Гортензия и дядю Цезаря – Гая Аврелия Котту. Марка Туллия Цицерона не было даже среди слушателей, но как только Цетег открыл заседание, Цезарь краем глаза заметил его. Конечно же, Цицерон не в силах пропустить такой скандальный процесс! Особенно когда речь шла о гражданском иске.
Цезарь сразу заметил, что Гибрида не в своей тарелке. Крупный, мускулистый, с бычьей шеей, Гибрида был типичный Антоний. Жесткие курчавые рыжеватые волосы и рыже-карие глаза, как у всех Антониев. Орлиный нос и выступающий подбородок, словно стремившиеся сомкнуться над маленьким пухлым ртом. Пока Цезарь не узнал о жестокости Гибриды, он объяснял тупое выражение его лица пристрастием к вину, еде и плотским утехам. Теперь он понимал, что это было лицо настоящего чудовища.
С самого начала все складывалось не в пользу Гибриды. Гортензий самовольно решил потребовать, чтобы судебный процесс прекратили, заявив, что если дело хоть на одну десятую так серьезно, как утверждают истцы, то оно должно слушаться в уголовном суде. Варрон Лукулл сидел спокойно, не желая вмешиваться, пока судья не попросит его совета. Но Цетег, казалось, не собирался этого делать. Рано или поздно настанет его очередь быть председателем этого суда, и его вовсе не прельщала перспектива выслушивать занудные споры о деньгах. Но это дело оказалось настоящим. И хотя детали, конечно, отвратительны, по крайней мере, процесс ему не наскучит. Поэтому он быстро отклонил все возражения, и слушание пошло гладко.