Фавориты Фортуны

– Только не я! – объявил он.

– Я понял это некоторое время назад, – вздохнув, согласился Полигон.

– Давай, начинай копать!

– А эти для чего? – спросил Полигон, отдавая Цезарю свою лопату и указывая на кучу деревяшек.

– Клинья, – объяснил Цезарь, кидая землю. – Когда яма будет достаточно глубокой, чтобы выдержать вес креста и человека, висящего на нем, твой крест опустят в нее. Но земля здесь слишком рыхлая, и крест вертикально стоять не будет. Поэтому мы вобьем клинья у основания. Потом, когда все будет кончено и ты умрешь, твой крест легко можно будет вынуть, предварительно убрав клинья. Таким образом наместник сможет сохранить все эти орудия позорной казни для следующей партии пиратов, которых я захвачу.

– Ты не запыхался?

– Я могу одновременно работать и разговаривать. Иди сюда, Полигон, помоги мне воткнуть его в землю… Ну вот! – Цезарь отошел. – А теперь сунь клин в яму, а то крест клонится.

Он положил лопату и поднял деревянный молоток.

– Нет, нет, с другой стороны! Со стороны наклона! Да, ты не инженер!

– Я могу не быть инженером, – усмехнулся Полигон, – но я устроил все так, что мой палач сам ладит мне крест!

Цезарь засмеялся.

– Думаешь, я не понял этого, да? Но каждая работа имеет свою цену. Это знает любой хороший пират.

Шутки кончились. Полигон был поражен:

– Цену?

– Остальным пиратам перебьют ноги. Они умрут быстро. Но тебе я сделаю подставку, чтобы вес твоего тела не тянул тебя вниз. Полигон, ты будешь умирать много дней.

Когда родосские галеры, сопровождавшие Цезаря из Никомедии, вошли в реку, ведущую в порт Пергам, гребцы ахнули. На Родосе, конечно, люди умирали – их даже казнили иногда, – но римское правосудие было родосцам чуждо. Родос был другом и союзником римского народа, а не римской провинцией. Поэтому зрелище пятисот крестов в поле, лежащем под паром между портом и морем, казалось чудовищным. Поле мертвых людей – всех, кроме одного, вожака, чья голова была увенчана шутовской диадемой. Он все еще стонал и временами что-то выкрикивал.

Квинт Помпей остался в Пергаме, не желая уезжать, пока Цезарь не покинет город. Кресты напоминали лес, где деревья ничем не отличались друг от друга. Распятия людей, конечно, случались – к такой смерти обычно приговаривался раб и никогда свободный человек, – но чтобы в таком количестве… И все же вот они, аккуратные ряды крестов на равном расстоянии друг от друга. Хорошо организованная смерть. И тот, кто смог организовать и осуществить это за такое короткое время, был человеком, которого нельзя ни игнорировать, ни оставить руководить Пергамом, хотя и неофициально. Поэтому Квинт Помпей ждал, когда флот Цезаря отплывет в направлении Родоса и Патары.

Проквестор прибыл в Никомедию и нашел наместника в очень хорошем настроении. Юнк обнаружил золотой слиток в темнице под дворцом и присвоил его, не зная, что это Цезарь и Орадалтис положили туда золото – специально, чтобы поймать наместника за руку.

– Да, Помпей, ты очень хорошо поработал, и теперь Вифиния – часть провинции Азия, – великодушно молвил Юнк. – Поэтому я удовлетворю твою просьбу. Ты можешь называть себя Вифинским.

Поскольку это известие привело Помпея (Вифинского) в состояние такого же радостного возбуждения, в каком пребывал и сам наместник, они решили разделить трапезу, возлежа на обеденных ложах с приятным ощущением полного благополучия.

Юнк первым заговорил о Цезаре, но только после того как было поглощено последнее блюдо.

– Это самая высокомерная задница, какую я когда-либо встречал, – проговорил он, поджимая губы. – Отказал мне в доле трофеев, а потом имел безрассудство просить у меня разрешения распять пятьсот здоровых и крепких мужчин, которые дадут мне, по крайней мере, некоторую компенсацию, когда я продам их!

Помпей во все глаза смотрел на наместника.

– Продашь?

– В чем дело?

– Но ведь ты приказал распять пиратов, Марк Юний!

– Я не приказывал этого!

Помпей (Вифинский) весь съежился:

– Дерьмо!

– В чем дело? – повторил Юнк, цепенея.

– Цезарь вернулся в Пергам через семь дней после отъезда к тебе и объявил, что ты дал согласие распять пленников. Я, признаюсь, был удивлен, но мне и в голову не пришло, что он солгал! Марк Юний, он распял их всех!

– Я не думал, что он посмеет!

– Он посмел! И с таким напором! Он был так спокоен! Обвел меня вокруг пальца, как глупого раба. Я сказал ему, что удивлен твоему согласию, но он даже глазом не моргнул! Правда, Марк Юний, я поверил каждому его слову. Кстати, от тебя не было письма, которое опровергало бы его заявление, – ловко ввернул Помпей.

Юнк был в ярости. Он даже заплакал:

– Этих людей можно было продать за два миллиона сестерциев! Два миллиона, Помпей! И он еще послал тысячу талантов в казну Рима, даже не известив меня, не предложив мне доли! Теперь я собираюсь потребовать у казны наместническую долю, а ты ведь знаешь, какой это цирк! Мне повезет, если решение будет принято, прежде чем родится мой первый праправнук! А он, fellator, наверное, присвоил тысячи талантов! Тысячи!