Да, у Цезаря имелись дела в другом месте. И первым делом нужно увидеть Лукулла в Пергаме, прежде чем новость о победе при Траллах достигнет его другим способом. Когда Бургунд вернулся из Галатии за семь дней до сражения, Цезарь смог послать гиганта-германца на Родос сопровождать двух писарей и его драгоценного Двупалого. В Пергам он отправился один.
Цезарь проехал сто тридцать миль, останавливаясь только для того, чтобы поменять лошадей. Он делал это довольно часто, чтобы перемещаться со скоростью десять миль в час днем и семь миль в час ночью. Дорога была хорошая, римская, и хотя луна была на ущербе, небо оставалось безоблачным. Удача ему сопутствовала. Покинув Траллы на рассвете следующего дня после победного пира, Цезарь прибыл в Пергам в тот же день через три часа после наступления темноты. Была середина октября.
Лукулл принял его сразу. Цезарь посчитал важным, чтобы при этом не присутствовал его дядя, Марк Котта, который тоже находился во дворце наместника; Юнка нигде не было видно.
Цезарь протянул руку для приветствия, но вежливый жест проигнорировали. Не предложил Лукулл Цезарю и сесть. Беседовали стоя.
– Что заставило тебя, Цезарь, так далеко уехать от места твоей учебы? Ты опять встретился с пиратами? – ледяным тоном осведомился Лукулл.
– Не с пиратами, – деловито ответил Цезарь, – а с армией Митридата. Пятьдесят тысяч явились в низовье Меандра. Я услышал об этом, прежде чем ты прибыл на Восток, и посчитал бесполезным сообщать об этом наместнику, который был информирован лучше, чем я, но который не двинулся с места, чтобы защитить долину Меандра. Поэтому я заставил Мемнона из Приены собрать азиатские гарнизоны, что, как ты знаешь, в его власти, если этого потребует Рим. И у него не было причины сомневаться, что я действую от имени Рима. К середине сентября вожди местных городов Лидия и Кария собрали двадцать тысяч человек, которых я обучил, готовя к сражению. Понтийская армия вошла в провинцию в конце сентября. Под моим руководством азиаты победили Эвмаха возле города Траллы три дня назад. Почти все понтийцы были убиты или захвачены в плен, хотя самому Эвмаху удалось бежать. Я понимаю так, что с другой частью понтийской армии, под командованием Марка Мария, справится тетрарх Дейотар из толистобогов. Ты должен получить сообщение от Дейотара через несколько дней. Вот и все, – закончил Цезарь.
Длинное лицо Лукулла с холодными голубыми глазами не смягчилось.
– Думаю, этого достаточно! Почему ты не известил наместника? Ты же не мог знать его планов.
– Наместник – некомпетентный и корыстный дурак. Я уже испытал это на себе. Если бы он решил все взять под контроль – в чем я сомневаюсь, – он бы действовал очень медленно. И это я тоже знаю. Вот почему я не известил его. Не хотел, чтобы он путался у меня под ногами.
– Ты превысил свои полномочия, Цезарь. Ты не имел права этого делать.
– Верно. Поэтому я ничего и не превысил.
– Здесь не состязание в софистике!
– Было бы лучше, если бы это было состязанием. Что ты хочешь от меня услышать? Я молод, Лукулл, но уже повидал более чем достаточно подобных людей, которых Рим посылает в свои провинции, наделяя властью. Я не считаю, что для Рима лучше, если такие люди, как я, будут проявлять слепое повиновение таким персонажам, как Юнк, Долабеллы или Веррес. Я знал, что делать, и сделал это. Я мог бы добавить, что сделал это, уверенный в том, что меня не поблагодарят. Зная, что меня будут ругать, вероятно, даже решат судить за оскорбление величия.
– По законам Суллы оскорбление величия приравнено к измене.
– Очень хорошо. За измену.
– Почему ты пришел ко мне? Просить прощения?
– Да я скорее умру!
– Ты не меняешься.
– Во всяком случае, не становлюсь хуже.
– Я не могу простить того, что ты сделал.
– Я и не жду этого от тебя.
– Но все же ты пришел ко мне. Почему?
– Чтобы поставить в известность командующего, как велит мне долг.
– Полагаю, ты говоришь о своем сенаторском долге, – сказал Лукулл, – хотя сообщить об этом нужно было также наместнику, а не только мне. Но я справедлив. Я понимаю, что Рим должен быть благодарен за твою расторопность. В подобных обстоятельствах я, может, действовал бы так же. Если бы был уверен, что не пренебрег властью наместника. Для меня должность человека значительно важнее его качеств. Некоторые винили меня за то, что царь Митридат развязал третью войну с Римом, потому что я отказался помочь Фимбрии взять в плен Митридата в Питане, позволив ему спастись. Ты же, напротив, сотрудничал бы с Фимбрией под тем предлогом, что цель оправдывает средства. Но я не могу признать представителя незаконного римского правительства. Я считаю, что поступил правильно, отказав в помощи Фимбрии. Я поддержу любого римлянина, наделенного официальной властью. И наконец, я считаю, что ты очень похож на другого юношу с большими фантазиями, на Гнея Помпея, который называет себя Магном. Но ты, Цезарь, значительно более опасен, чем любой Помпей. Ты рожден для пурпура.
– Странно, – прервал его Цезарь, – я тоже так считаю.
Лукулл бросил на Цезаря испепеляющий взгляд: