Приятное и спокойное продвижение по богатой земле было как праздник. Разведчики Эвмаха два раза в день сообщали одно и то же: все спокойно. «Это потому, – думал Эвмах с презрением, – что никакого сопротивления к югу от Пергама не существует!» Все римские легионы (даже те, которые находятся в Киликии) располагаются на окраинах Пергама, чтобы защитить драгоценную персону наместника. Это уже было известно всем понтийским полководцам, а Марк Марий подтвердил старые сведения, послав разведчиков к Каику.
Эвмах был так спокоен и чувствовал себя в такой безопасности, что даже не заволновался, когда однажды вечером его разведчики не появились с докладом в обычное время – за час до заката. Город Траллы был теперь ближе, чем оставшаяся позади Низа, русло Меандра извивалось по холмистой долине. На поворотах вода отражала золото лучей заходящего солнца. Вечерний свет падал на жнивье. Эвмах отдал приказ остановиться на ночлег. Никаких фортификаций построено не было, не наблюдалось никакого порядка в организации общего лагеря. Армия напоминала опустившуюся на землю стаю скворцов. Все это сопровождалось болтовней, пререканиями, перестановками.
Было еще довольно светло, когда четыре легиона азиатских гарнизонов стройными римскими рядами выступили из тени, набросились на ужинавшую понтийскую армию и изрубили в куски не ожидавших нападения солдат. Хотя людей Эвмаха было в два раза больше, застигнутые врасплох, они не оказали сопротивления.
Имея лошадей и, по чистой случайности, остановившиеся на дальней стороне лагеря, Эвмах и его старшие легаты бежали. Они скрылись, не заботясь о судьбе своих солдат, и направились к реке Тимбрис и к Марку Марию.
В тот год удача была не на стороне Митридата. Эвмах вернулся на Тимбрис, как раз когда Дейотар и галатийские толистобоги напали на Марка Мария и его половину войска. В основном это была кавалерийская стычка, так и не перешедшая в ожесточенное сражение. Сарматские и скифские наемники лучше сражались на открытом пространстве. Они плохо маневрировали среди холмов долины верхнего Тимбриса и погибали тысячами.
К декабрю остатки фригийской армии с боями отошли к Зеле под командованием Эвмаха. Марк Марий сам отправился искать Митридата, предпочитая рассказать царю о случившемся лично, а не в отчете.
Гарнизонное войско провинции Азия ликовало и вместе со всем населением долины Меандра несколько дней праздновало победу.
В своем обращении к войску перед сражением Цезарь делал ударение на то, что провинция Азия сама защищает себя, что Рим далеко и не может помочь, что сейчас судьба провинции целиком зависит от азиатских греков, живущих на этой земле. Обращаясь к солдатам на местном наречии, Цезарь хотел пробудить у них чувство патриотизма. В результате двадцать тысяч солдат Лидии и Карии, которых вел Цезарь, чтобы захватить лагерь Эвмаха, так воодушевились, что сражение послужило разрядкой напряжения. В течение четырех промежутков между нундинами Цезарь обучал их, внушал им сознание собственной значимости, прививал дисциплину – и результаты оказались такими, на которые он мог только надеяться.
– В этом году понтийцы больше не сунутся, – сказал он Мемнону на победном пиру в Траллах через два дня после поражения Эвмаха, – но на следующий год они могут прийти снова. Я научил вас, что и как делать. Теперь население провинции Азия должно защищать себя само. Думаю, Рим будет так занят на других фронтах, что для провинции Азия не останется ни легионов, ни военачальников. Но вы теперь поняли, что можете постоять за себя.
– И этим мы обязаны тебе, – сказал Мемнон.
– Ерунда! Все, что вам действительно требовалось, – это чтобы кто-то подтолкнул вас. Мне повезло, что этим человеком оказался именно я.
Мемнон подался вперед:
– Мы намерены построить храм Победы как можно ближе к месту сражения, насколько позволит подтопляемая равнина. Говорят, есть небольшое возвышение на окраинах Тралл. Ты позволишь нам поставить твою статую в храме, чтобы народ не забыл, кто их возглавлял?
Даже если бы Лукулл лично запретил это, Цезарь не отказался бы от такой удивительной чести. Траллы далеко от Рима. Это отнюдь не самый большой город провинции Азия. Вряд ли кто-нибудь из высокопоставленных римлян посетит храм Победы, который не сможет похвастаться ни древностью, ни красотой. Но для Цезаря эта честь означала очень многое. В возрасте двадцати шести лет у него будет своя статуя в полный рост, в регалиях полководца, стоящая в храме Победы. Потому что в двадцать шесть лет он привел армию к победе.
– Я был бы счастлив, – серьезно ответил он.
– Тогда завтра я пришлю к тебе Главка. Он замечательный скульптор, работает в студиях в Афродисиасе, но поскольку он в ополчении, то сейчас с нами. Я позабочусь, чтобы с ним был художник, который сделает несколько цветных эскизов. Тогда тебе не придется позировать, если возникнет необходимость уехать.