Фавориты Фортуны

– Не буду тебя обвинять, Цезарь, но и хвалить не стану. Очень кратко я сообщу в Рим о сражении при Траллах и опишу, что азиатские гарнизоны под местным командованием победили. Твое имя упомянуто не будет. Я не возьму тебя в свой штат и не разрешу ни одному наместнику брать тебя к себе.

Цезарь слушал с каменным лицом и устремленным вдаль взглядом, но, когда Лукулл резко показал ему на дверь, выражение лица Цезаря изменилось, стало упрямым.

– Я не настаиваю на том, чтобы меня упомянули в докладах как командира азиатских войск, но я категорически настаиваю на том, чтобы в докладе было указано, что я участвовал в кампании на Меандре. Если меня не упомянут, я не смогу считать это моей четвертой кампанией. Я намерен отслужить десять кампаний, прежде чем выдвину свою кандидатуру на должность квестора.

Лукулл удивленно посмотрел на Цезаря:

– Тебе не обязательно быть квестором! Ты уже в сенате.

– По закону Суллы мне нужно отслужить квестором, прежде чем стать претором или консулом. А до этого я должен участвовать в десяти кампаниях.

– Многие квесторы не участвовали в обязательных десяти кампаниях. Сейчас не время Сципиона Африканского и Катона Цензора! Никто не будет считать, в скольких кампаниях ты участвовал, когда твое имя появится в списках кандидатов.

– В моем случае, – твердо сказал Цезарь, – кто-нибудь непременно сосчитает. Моя судьба ясна. Мне ничего не будет даваться легко, на каждом шагу придется преодолевать ожесточенное сопротивление. Я стою над остальными, и я превзойду остальных. Но никогда, клянусь, я не пойду против закона. Я буду подниматься по cursus honorum точно в соответствии с предписаниями. И если в моем послужном списке будут десять кампаний, в первой из которых я заслужил гражданский венок, тогда я возглавлю список квесторов. И это единственное место в списке, приемлемое для меня после стольких лет пребывания сенатором.

Лукулл сурово смотрел на красивое лицо со знакомыми глазами – глазами Суллы – и понял, что должен остановиться.

– О боги, твоя самонадеянность не знает границ! Очень хорошо, я сообщу в донесении, что ты участвовал в этой кампании. Я упомяну также твое присутствие на поле боя.

– Это мое право.

– Однажды, Цезарь, ты переоценишь себя.

– Невозможно! – засмеялся Цезарь.

– Когда ты так говоришь, ты отвратителен.

– Не понимаю почему, если я говорю правду.

– Еще одно.

Готовый уже уйти, Цезарь остановился:

– Да?

– Этой зимой проконсул Марк Антоний переносит арену борьбы с пиратами с западного сектора Нашего моря на восток. Я думаю, он хочет сосредоточиться на Крите. Его штаб будет в Гифее, где уже усердно действуют некоторые его легаты. Марк Антоний должен собрать большой флот. Ты, конечно, наш лучший реквизитор кораблей, как мне известно из твоих действий в Вифинии, а также от Ватии Исаврийского. Родос дважды тебе обязан! Если ты хочешь добавить еще одну кампанию к твоему списку, Цезарь, тогда сразу отправляйся в Гифей. Твое звание – об этом я специально сообщу Марку Антонию – младший военный трибун. Ты будешь жить с римлянами в городе. Если я услышу, что ты набрал себе личный штат или каким-то образом превысил полномочия младшего военного трибуна, – клянусь тебе, Гай Юлий Цезарь, я отдам тебя под военный суд! И не думай, что я не смогу убедить Марка Антония! После того как ты – родственник! – обвинил его брата, он тебя не переносит. Конечно, ты вправе отказаться от назначения. Но это – единственная военная должность, которую ты можешь получить после того, как я разошлю несколько писем. Я – консул. Это значит, что я обладаю высшей властью, так что не проси назначения у младшего консула, Цезарь!

– Ты забываешь, – тихо проговорил Цезарь, – что власть Марка Антония на море неограниченна. На море, я думаю, его власть превосходит даже консульскую.

– Тогда я постараюсь не оказаться в тех водах, где шныряет Марк Антоний, – устало отозвался Лукулл. – Иди, повидайся со своим дядей Коттой перед уходом.

– Как, ты даже не предложишь мне ночлега?

– Единственное ложе, которое я предложил бы тебе, Цезарь, принадлежало Прокрусту.

Через несколько минут Цезарь говорил своему дяде Марку Аврелию Котте:

– Я знал, что за сражение с Эвмахом меня не похвалят, но я и понятия не имел, что Лукулл зайдет так далеко. Вернее, я думал, что меня или совершенно простят, или будут судить за измену. А вместо этого Лукулл сосредоточился на личной мести, стараясь помешать моей карьере. Меня словно кипятком обварили.

– Я не могу повлиять на него, – сказал Марк Котта. – Лукулл – автократ. Но ведь и ты такой же.

– Я не могу оставаться здесь, дядя. Мне приказано немедленно отправляться на Родос, а потом ехать в Гифей. Правда, условия, поставленные твоим старшим коллегой, очень жесткие! Я обязан отослать домой моих вольноотпущенников, включая Бургунда, мне нельзя жить ни в одном приличном месте.

– Удивительно! При наличии достаточно толстой мошны даже контубернал может жить как царь, если захочет. А я думаю, – хитро заметил Марк Котта, – что после истории с пиратами ты в состоянии позволить себе царскую роскошь.