Феноменология зла и метафизика свободы

Смертобожна и шоковая, травматическая и бесчеловечная эстетика театра «Дерева», восходящая к эстетике буто. Все, что подлинно – агрессивно, все, что социально – опасно. Все вместе как бытие-с-другими – деструктивно, разлагает и расформировывает и личность и мир. Это эстетика ухода в бесформенное, несообщающееся, самодостаточно-импульсивное. Полная невменяемость эротики и смерти, Эроса и Танатоса. Судороги смерти, экстаз оргазма, эсхатологические призраки – основные темы «Дерева», где исполнители действительно подобны деревьям, в рождении, жизни, любви и смерти обреченным на самостояние. Гибель культуры, поскольку субъект и индивид раздавлены. Культура невостребована, так как нет адресата. Нормативен man

-абстракция, а живые – невменяемы.

Живая культура или декаданс как ренессанс

Сказанное не означает отрицания творческого потенциала авангардизма и второй культуры. Их значимость – в обнаружении человеком в самом себе творчества и глубин осмысленности бытия. Следует только помнить о качестве этого потенциала. Рационалистический утопизм тоже обладает колоссальным потенциалом самозванства, навязывания миру схем – каким ему должно быть, навязывания, чреватого насилием над сущим. Так же и авангардизм может быть жестом приглашения к насильному разрушению.

Авангардизм авангардизму рознь. Дело в различных смещениях нравственного акцента в сторону просветления собственной души и утверждения нового бытия, или – в сторону тени, самозванства. Одно дело – творчество Д. Пригова, утверждающего принципиально новый образ поэта, С. Рубинштейна, рефлексирующего каждой строкой над самим собою, фоносемантика А. Горнона, построенная на уходящих в бесконечность лучей-пучков смыслов, мандельштамовски торчащих из каждого слова, и другое дело – надругательство над бытием. Даже смертобожеское действо И. Бурихина – в высшей степени рефлексивно – он сам и творец и творимая из него самого тварь.

Поэтому авангардизм конструктивен – когда вырывается из круга осмеяния, пересмешничества, оплевывания сложившихся культурных форм. Оставаясь в этом кругу авангардизм начинает напоминать тараканьи бега эрудитов-нигилистов – кто ловчее, хлеще, стебковее вывернет наизнанку еще норму и еще ценность и еще традицию. Вырваться из круга тотального нигилизма, фактически – самозванства можно только направив этот потенциал на самого себя, переплавляя его «минусы» в «плюсы».

Подобная переплавка происходила в начале века в России – в эпоху называемую иногда «серебряным веком русской культуры», иногда «русским ренессансом». На первый взгляд такие оценки парадоксальны: начало века в русской культуре связано с расцветом культуры, которую обычно называют упадочнической, декадентской. Неужели расцвет на русской почве «цветов зла» – возрождение? «серебряный век»? «Мир искусства», символизм, «Бубновый валет», футуризм, акмеизм, супрематизм и т. д. по своему творческому содержанию – авангардизм. И авангардизм в эпоху мирового перелома, каковым стала мировая война, выплеснулся на изломах многих культур. Франция, Германия, Италия, другие европейские страны пережили близкие метаморфозы культуры. Но, пожалуй, только в двух – Австрии и России это была мощная волна социального призыва гениев. А. Шенберг, М. Бубер, Л. Витгенштейн, З. Фрейд, Ф. Кафка, А. Эйнштейн – этот ряд гениев, взошедших на распадающейся почве Австрийской империи можно при желании продолжить. Но это соцветие творцов музыкальной, научной, философской, литературной и прочей культуры, во многом определивших содержание и направленность духовных исканий ХХ века не связывается с образом Ренессанса. В отличие от мощного подъема русской культуры. Как и австро-венгерская, это была культура имперски собирательна (в Австрии: австрийская, немецкая, венгерская, чешская, словацкая, еврейская культуры; в России: русская, украинская, польская, еврейская, прибалтийская, кавказские и другие культуры), снимающая сливки со многих культур и взбивающая из них масло – новую, еще невиданную культуру. Отсюда и интерес к гениальности, отсюда и мощный разбег различных школ и направлений. На дальний план отходят массовидно-конформное: натуралистический театр, жанровая живопись, историзм и эмпиризм. Им на смену приходят религиозная философия, метафизическая абстракция и декоративно-орнаментальная живопись, классический балет. И над всем царит поэзия и культ поэтической личности.